Выбрать главу

Он невольно замедлил шаг и посторонился, безмолвно приглашая ее пройти первой. Женщина подняла голову, придерживая край чадры тонкой смугловатой рукой с длинными ногтями, и лучи заходящего солнца осветили единственное, что не было скрыто черной шелковой тканью.

Её глаза.

Медово-карие, чуть подкрашенные черной краской, с поднятыми к вискам уголками, так часто встречающимися у сарацинок и придающими их взгляду какую-то особенную загадочность, и пушистыми черными ресницами. Она, казалось, тоже растерялась, встретив здесь храмовника в белом одеянии с красным крестом, тонкие изогнутые брови угольно-черного цвета на мгновение приподнялись в удивлении, а затем в уголках ее глаз появились едва заметные морщинки. Словно она улыбнулась ему под чадрой.

— Мир вам, брат, — произнес нежный, совсем еще девичий голос, и на мгновение Уильяму показалось, что он увидел движение губ под черной тканью. А затем она перекрестилась слева направо — как католичка, — и опустила ресницы.

— И вам, сестра, — хрипло ответил Уильям, растерявшись еще больше.

И завороженно смотрел ей вслед, пока она не скрылась в переулке, окутанная длинным черным покрывалом и так ни разу и не обернувшаяся.

Комментарий к Глава пятая

Хребет Джебель-Бахра - старое, времен владычества ассасинов, название хребта Ансария в Западной Сирии.

 

*исмаилиты - одно из ответвлений шиитской линии ислама. Шииты получили свое название за то, что считали Али ибн Абу Талиба (мужа любимой дочери пророка Мухаммеда) и его потомков единственно законными наследниками Мухаммеда. От арабского “шийа”- последователи.

 

*низариты - ответвление исмаилитской ветви. В Исламе, откровенно говоря, немало ветвей и изучать его с теологической точки зрения для меня в свое время оказалось… непросто.

 

*фидаи - ассасин-смертник, дословно переводится как “жертвующий”.

 

*безант - византийская золотая монета, бывшая в ходу в Европе и Палестине до примерно середины XIII века.

 

Салах ад-Дин и его дядя Ширкух по происхождению были курдами, но так же, как мусульмане называли всех христиан франками, так и христиане называли всех мусульман сарацинами.

 

========== Глава шестая ==========

 

С первого же взгляда на короля Бернару стало ясно, что тот пребывает в ярости. Амори улыбался, кивал склоняющимся перед ним приближенным, даже потрепал по щеке какую-то хорошенькую служаночку, подавшую ему кубок с вином и немедленно растаявшую от королевского внимания. Но светлые глаза Его Величества напоминали голубоватую сталь клинка, с которым подолгу упражнялись в самую жару, разя воздух и невидимый врагов. Того только коснись — и надолго останется на коже след от нагревшейся под лучами солнца стали. Вот и Амори шутил и кривил губы в улыбке, но в глазах — пламя жарче адского. Одно неверное слово, и провинившегося испепелит на месте.

— Смею надеяться, государь, — склонил голову Бернар, когда король поравнялся с ним, — что охота была успешной.

— Смотря, о какой охоте речь, мессир, — отозвался тот, стягивая с рук перчатки из белой, богато расшитой золотом кожи. — Верные мне люди уверяют, что моя главная добыча и поныне прячется в Сидоне. Как мне выкурить этого лиса дю Мениля из норы, если между нами стены прецептории? — рассеянно спросил король, тяжело опускаясь в любимое кресло во главе длинного стола. В последние годы Амори начал полнеть, утратив прежнюю юношескую легкость, с которой он запрыгивал в седло и часами, если не днями носился по окрестностям, выискивая, в какого бы зверя возить копье или клинок. Покойный Балдуин тоже был плотного телосложения, но никогда не позволял себе есть и пить столько же, сколько его брат. Амори же порой, казалось, совершенно не знал меры.

— Почему так тихо? — тоном капризной девушки спросил король и потребовал, громко хлопнул в ладони: — Сыграйте что-нибудь! Где ваша прелестная дочь, мессир? Пусть исполнит песню для своего короля.

— Если вы того желаете, государь, — в растерянности ответил Бернар, не ожидавший такого интереса к Агнесс. Уж точно не со стороны Амори, который был на двадцать лет старше, дважды женат и никогда не посадил бы на трон дочь своего пусть и преданного, но отнюдь не самого знатного и богатого рыцаря. — Я сейчас же пошлю за ней.

— Пошлите, — согласился король. — О, не смотрите на меня с такой настороженностью, мессир! Ваша подозрительность ранит меня в самое сердце. Ваша дочь, без сомнения, очаровательна и с годами станет женщиной дивной красоты. Но ни одна девица не стоит того, чтобы ради нее поссориться с давним другом. Напротив, я собирался самолично подыскать ей достойного мужа. И сядьте наконец, не стойте!

— Я буду безмерно благодарен, Ваше Величество, — ответил Бернар, вновь склонив голову, и послушно сел по правую руку от короля.

Агнесс примчалась, как на крыльях любви, раскрасневшаяся, будто и в самом деле бежала по коридорам со всех ног, подобрав длинную, лазурного цвета юбку. Длинные белокурые волосы Агнесс разметались по плечам и теперь окутывали ее, словно серебристое облако. Но следом за ней появилась, окруженная многочисленной свитой, и королева-византийка.

— Прошу простить меня, государь, — приятным грудным голосом сказала Мария и опустилась подле супруга в торопливо подставленное слугой кресло. — Мне не сообщили о вашем возвращении.

— Вам не было нужды беспокоиться, — учтиво отозвался Амори, поцеловав унизанную драгоценными перстнями смуглую руку жены. Мария улыбнулась в ответ, но её темные вишневые глаза сделались настроженными, когда она бросила быстрый взгляд на белокурую красавицу, умело и привычно взявшую в руки лютню. Бернар в этот миг разрывался между опасениями за дочь и распиравшей его отцовской гордостью, твердившей, что королева и вполовину не так хороша, как Агнесс.

Мария не носила длинных кос, подобно другим женам и девицам, а укладывала свои густые черные волосы в сложную, украшенную золотыми и серебряными заколками прическу. От этого казалось, будто её маленькая головка увенчана тяжелой короной, удержать которую было не под силу тонкой лебединой шее. Тяжелыми были и богато расшитые драгоценностями одеяния, подчеркивавшие и создававшие контраст со стройностью, если не сказать худобой, королевы. Всё в ней, от формы бровей до кончиков длинных ухоженных ногтей, было каким-то тоненьким и даже излишне хрупким. Казалось, дунь, и византийка растает, словно танцующая на ветру струйка темного дыма.

Она была всего лишь на пару лет старше дочери Бернара, но не в пример опытнее и мудрее, и уже подарила королю их первого общего ребенка. Принцесса, названная Изабеллой, родилась всего пару месяцев назад в Иерусалимском дворце, и Амори, хоть и недовольный поначалу, что это не сын и наследник, устроил празднование, которое нет-нет да вспоминали до сих пор. Завистницы, соперничавшие за внимание короля, пока королева была в тягости, ожидали, что теперь она подурнеет и будет казаться Его Величеству совсем уж некрасивой, но Мария осталась стройна, словно кипарисовое деревце, и если ее скрытая тяжелой парчой фигура и изменилась после беременности, то лишь в лучшую сторону. И на людях королева встречала каждую новую любовницу мужа с неизменной благосклонной улыбкой. Мария была юна, но отнюдь не глупа. Она знала, что не сможет ничего изменить. Так же, как знала, что этого не сможет и Амори. Какая бы белокурая или огненноволосая прелестница не вскружила королю голову, и каким бы влюбленным он себя не полагал, на троне по-прежнему будет сидеть королева-византийка.

— У вас усталый вид, мой государь, — с сочувствием сказала Мария, заметив, что супруг чересчур пристально наблюдает за певуньей в лазурных шелках. Бернар в этот миг был ей искренне благодарен.

— По-вашему, дорогая жена, меня могла утомить всего лишь охота? — раздраженно ответил король. Присутствие королевы отнюдь не улучшило его плохого настроения. Излишне любвеобильные мужчины порой совсем не жаловали своих жен, видя в них лишь обузу и опасаясь слез и скандалов.