И для храмовника он был, пожалуй, даже слишком хорош, сероглазый, с приятным, хотя и несколько суровым аристократичным лицом и аккуратно заплетенными в косицу темными волосами. Такой больше походил на сына какого-нибудь знатного графа и барона, к чьим услугам всегда были деньги и сотни готовых развлечь его друзей и женщин. Но при этом носил белый плащ, а потому наверняка виделся Балдуину олицетворением праведности.
Король легко мог потянуться к такому другу, более взрослому, отважному, благочестивому и попросту идеализированному пятнадцатилетним мальчиком, которого окружали одни лишь бароны, наверняка казавшиеся ему немощными стариками.
— Вы желали видеть меня, государь? — почтительно спросил тамплиер глубоким низким голосом, но его поклон больше походил на кивок давнему другу. У Балдуина дрогнули губы, словно он хотел улыбнуться в ответ.
Проклятье, подумал Бернар. А ведь это их вина. Это они окружили мальчика советниками, но даже не задумались о том, чтобы подсунуть ему в друзья какого-нибудь молодого и легко управляемого рыцаря. Который смог бы убедить его не приближать к себе храмовника, поскольку советников Балдуин слушать не станет. Не в том, что касалось выбора друзей. Быть может, именно поэтому они ожидали, что мальчик решит сам, но прежде тот упорно избегал всех молодых рыцарей. Чтобы теперь выделить из числа своих слуг тамплиера.
— Вы храбро сражались прошлой ночью, мессир, — сказал Балдуин, подтвердив подозрения Бернара.
— Я был не храбрее короля, Ваше Величество, — учтиво ответил храмовник, сложив руки на навершии меча. — Мы бы не взяли город, если бы вы не возглавили атаку.
— И всё же я вряд ли когда-нибудь смогу сравниться с воином, сражающимся во имя Господа, — заметил Балдуин, хотя было очевидно, что слова более опытного рыцаря ему льстят.
— Нет, государь, — качнул головой храмовник, и уголки его губ дрогнули в слабой, но мгновенно переменившей суровое лицо улыбке. — Сегодня я сражался во имя короля.
В тот миг Балдуин не думал о том, что он умирает.
***
Христианская армия покинула Баальбек на следующее утро, схоронив мертвых и разграбив город — как говорили некоторые рыцари — в назидание магометанам.
— Это плата за смерть наших друзей, — заявляли франки, грузя в повозки присвоенное мечом золото и серебро. Тамплиеры с госпитальерами не говорили ничего, но их доля была едва ли не больше, чем у самых знатных баронов. Льенар не меньше часа составлял перечень всего, что досталось Ордену, а затем запечатал свиток и вручил его Уильяму.
— Доставишь Магистру вместе с трофеями.
— Я? — даже растерялся тот, никак не ожидав такого поручения.
— Конечно, ты, — ответил Льенар. — Или с королем вчера кто-то другой расшаркивался?
— Нет, — отрезал Уильям, мгновенно поняв, к чему он клонит. Льенар вздохнул и возвел глаза к потолку, словно спрашивая «Господь всемогущий, что за глупца ты мне послал?».
— Я что-то не пойму, ты обет послушания давал или нет?
— Я давал, — согласился Уильям. — Но это… Это неправильно. И я этого делать не стану.
— Ты так говоришь, как будто я хочу, чтобы ты за ним шпионил, — оскорбился Льенар.
— Нет, ты хочешь, чтобы я набивался к нему в друзья, а у Ордена появилась возможность им управлять. Через меня. Можешь выгнать меня из Ордена, — честно сказал Уильям, — но я в этом не участвую.
— Нет, ты всё-таки безнадежен, — вновь вздохнул Льенар. — Честь впереди головы.
— Он не глуп, — вступился Уильям теперь уже за короля. — И поймет, что его обманывают.
— Ну так не обманывай! — воскликнул Льенар, недовольный такой недальновидностью. — В конце концов, для самого Балдуина будет лучше, если рядом окажешься патологически честный ты, а не какой-нибудь баронский сынок, у которого на уме только золото и девки. И которого легко можно будет купить этим самым золотом и девками. Об этом ты, конечно же, не задумывался?
— Нет, — подумав, признался Уильям. Такого ему действительно в голову не приходило.
— Оно и видно! — бросил в ответ Льенар.
— И как ты ухитряешься каждый раз выворачивать всё так, чтобы оно в любом случае было тебе на пользу? — спросил Уильям, поняв, что от него не отстанут, пока не убедят. Тем или иным способом.
— Не мне, — вновь оскорбился Льенар, — а Ордену. А ты подумай над тем, что я тебе сказал, пока будешь ехать в Иерусалим. И если у тебя, любезный брат, такие трудности с пониманием политических нужд, то я советую посмотреть тебе на это с другой стороны. У нас с королем одна и та же цель. Но нас всё-таки целый Орден, и в нем хватает мудрых людей, которые не дадут сбить с намеченного пути ни себя, ни других. А Балдуин сейчас совсем один. Ты всё детство и отрочество провел при английском дворе и знаешь, что возле королей постоянно плетутся какие-нибудь интриги. Мальчик не разберется в них самостоятельно.
— Льенар, — устало сказал Уильям.
— Помолчи, я не закончил, — велел ему рыцарь. — Не хочешь лезть в политику, не лезь. Пока что. Потом всё равно придется, можешь не сомневаться. А на первых порах поразмысли, чем ты способен помочь самому Балдуину. В конце концов, одному королю ты когда-то уже служил. Послужи теперь другому. Но будь добр, не забывай, что ты в первую очередь тамплиер.
— Ладно, — буркнул Уильям в надежде отвязаться. — Я попробую.
— И возьми с собой Жослена, — добавил Льенар притворно ворчливым тоном. — После прошлого раза я тебе не доверяю.
— Это было четыре года назад! — возмутился Уильям.
— Хочешь сказать, что с тех пор ты поумнел? — поддел его Льенар. — Не верю.
Уильям смерил его негодующим взглядом, но промолчал. В какой-то степени Льенар был прав. И другой командор, получив от Великого Магистра письмо с указанием поставить на место зарвавшегося юнца, вполне мог бы превратить его жизнь в кошмар. Льенар же вместо этого хохотал, пока у него из глаз не брызнули слезы.
— Однако ты, любезный брат, бунтарь!
Уильям промолчал и в тот раз, ожидая, пока командор перестанет смеяться.
— Она хоть красивая была? — спросил Льенар, успокоившись. Уильям неопределенно пожал плечами. Сарацинка перестала казаться ему такой манящей, когда он увидел ее лицо. Очаровательна, но всё же дитя. О котором теперь позаботятся другие.
Но порой он всё же думал о ней. Как думают о чем-то недостижимом, об эфемерной мечте, которая так и останется лишь мечтой. Но не часто. У него хватало забот и без размышлений о Сабине.
Подружиться же с королем оказалось куда проще, чем он предполагал. Балдуин и в самом деле был на редкость проницателен, но кроме того, любознателен, а потому тянулся ко всему новому. Узнав, что заинтересовавший его тамплиер родом из Англии, где уже двадцать лет правил кузен Балдуина Генрих II, мальчик-король сам начал выделять Уильяма из числа других рыцарей.
— Расскажите мне об этой стране, мессир, — просил Балдуин, покачиваясь в седле и щуря глаза от яркого августовского солнца. — Она похожа на Святую Землю?
— Не слишком, Ваше Величество. Лето там… не такое жаркое, — отвечал Уильям, невольно улыбаясь королевской любознательности и собственным воспоминаниям. До тех пор, пока Балдуин не начинал расспрашивать его о семье или причинах вступления в Орден. И тогда Уильям терялся и порой совсем не знал, что ответить королю.
— Представь, что это я, — смеялся Жослен, хлопая его по плечу. — И не смотри на него так, будто ждешь, что он тебя проглотит. А то бедный мальчик скоро начнет думать, что это ты от него так шарахаешься, а не от собственного прошлого.
— Тебе легко говорить, — ворчал Уильям. Не рассказывать же Балдуину, что не уйди он в тамплиеры, и вполне мог бы начать в Англии новую междоусобную войну. Впрочем, сам Жослен тоже не распространялся о том, почему вступил в Орден. Но Балдуин не давил и, кажется, даже не обижался на их скрытность. Вопреки опасениям Жослена, проницательный мальчик прекрасно видел, что оба храмовника не любят отвечать на одни и те же, совершенно определенные вопросы, а с самим королем остаются более чем приветливы. И, что было еще важнее, искренны. Но, что казалось Уильяму очень странным, порой Балдуин и сам вел себя так, будто… боялся их.
Иерусалим встретил армию высыпавшей на улицы толпой горожан, кричащих, машущих руками и вытягивающих шеи в надежде рассмотреть привезенные из похода трофеи.