А затем он умер.
Королям не отказывают, повторяла про себя Мария и сосредоточенно думала, глядя на суровый профиль д’Ибелина. А королевам?
Она должна была вернуть Изабелле то, что принадлежало ее малышке по праву, как дочери иерусалимского короля и византийской принцессы. Что ответит Балиан д’Ибелин, если Мария попросит его поддержать права Изабеллы? И что он захочет взамен, если согласится?
Этот неожиданный визит, улыбки, комплименты. Спросить его напрямик, к чему вся эта куртуазность, куда больше уместная при иерусалимском дворе, а не в Богом забытом дворце вдовствующей королевы? Или продолжать говорить с гостем ничего не значащими фразами, лишь изредка позволяя себе бросить на него взгляд из-под ресниц? Женщину красит скромность и одновременно с тем загадочность, но Мария не хотела быть ни скромной, ни загадочной. Она хотела вернуть себе силу. А для этого был нужен мужчина. И не один. Армия в несколько тысяч подошла бы в самый раз.
Но для начала она всё же заговорила о пустых слухах, краем глаза следя за весело хохочущей Изабеллой.
— Его Величеству, — медленно ответил д’Ибелин, — нездоровится. Но прогнозы его лекарей…
— Если лекари говорят вам, мессир, что у них есть лекарство от проказы, — ответила Мария с тонкой усмешкой на чуть подкрашенных кармином губах, позабавившись тем, как у гостя при этих словах вытянулось лицо. — То их следует заточить в темницу за такую гнусную ложь, а не пускать в покои к королю.
— Вы… вы знаете? — д’Ибелин настолько опешил от осведомленности вдовствующей королевы, что даже запнулся, разом растеряв всю свою куртуазность.
— Разумеется, — согласилась Мария с безмятежной улыбкой, искренне довольная его смятением. — Я знала об этом, еще когда выходила замуж за Амори. Конечно же, муж запретил мне болтать, но… — королева пожала плечами, словно говорила о ничего не значащей мелочи, — он никогда не делал тайны из того, как важно для него самого и для всего королевства, чтобы я родила хотя бы одного сына. Но, видно, мы чем-то прогневали Господа.
Гость потрясенно молчал, глядя на нее во все глаза. Какую бы интригу не планировал сплести Балиан д’Ибелин, Марии в ней отводилась роль пешки и не более того. Королева была не согласна.
— Балдуин недолго просидит на отцовском троне, — продолжила Мария, не отводя взгляда от дочери, усевшейся на свой подбитый мехом плащик и неловко пытавшейся слепить маленькими ручками шарик из тающего снега. — И, помнится мне, Агнесс де Куртене заполучила в мужья Рено Сидонского после преждевременной смерти вашего несчастного брата.
Старший из братьев д’Ибелин, Гуго, женился на эдесской девке сразу же после того, как Амори вышвырнул ее за порог, но за семь лет брака Агнесс так и не удосужилась родить д’Ибелину хотя бы дочь. А меньше, чем через год после смерти Гуго, она уже подписывалась как «Агнесс, графиня Сидона».
У гостя на мгновение дрогнули губы. Вряд ли Балиан простил эдесской девке такое вероломство. Знать часто заключала один брак сразу за другим, и порой даже раньше, чем тело прежнего супруга успевало остыть, но для Балиана Гуго был не просто одним из многочисленных баронов королевства, а родным братом. Пусть смерть Гуго принесла Балиану родовой замок Ибелин, щедро пожалованный другим его братом, пусть он явно стремился обрести собственное влияние в королевстве, а не просто быть одним из сыновей Барисана д’Ибелина, но Агнесс едва ли хоть немного скорбела по очередному мужу, а Балиан этой черствости не простил.
— А теперь, — продолжала Мария, — она еще и выдала дочь за Гийома де Монферрата, который намерен править в одиночку, не так ли, мессир?
Или это сделал Балдуин. Для Марии не имело значения, кто именно отдал старшую из дочерей Амори мужчине, носившему говорящее прозвище «Длинный Меч». Благороден и бесстрашен в бою, но вместе с тем наверняка вспыльчив и опрометчив. Такому, как де Монферрат, не нужны советчики. Конечно же, Балиана д’Ибелина такой расклад совершенно не устраивал.
— Я знал, что вы красивы, Ваше Величество, — ответил гость таким тоном, будто никогда прежде не был при дворе и красота византийской принцессы стала для него приятным сюрпризом. — Но я не подозревал, насколько вы умны. Неудивительно, что Агнесс де Куртене боится вас, как огня.
Мария вежливо улыбнулась в ответ, повернув увенчанную тяжелой прической голову и посмотрев на гостя снизу вверх.
— Агнесс де Куртене боится не меня, а моей дочери, мессир.
— Вы ошибаетесь, Ваше Величество. Изабелла, — Балиан вновь смерил играющую в снегу девочку оценивающим, с прищуром, взглядом, — пока что лишь прелестное дитя. Пройдут еще многие годы прежде, чем она перестанет нуждаться в мудром руководстве.
Иными словами, подумала королева, Изабелла не перестанет нуждаться в нем никогда.
— Я буду откровенен с вами, Ваше Величество, — наконец решился гость. Давно пора, подумала Мария, но от следующих его слов невольно вскинула брови и широко распахнула свои тонко подведенные черным вишневые глаза.
— Я не король и не смогу вернуть вам всё то, чем вы владели и что у вас отняли. Но я дам вам всё, что только способен благородный мужчина дать своей жене.
Жене?
Каков наглец! — с невольным восхищением подумала королева. Предлагает руку племяннице византийского императора — внучатой племяннице, но здесь важен сам факт родства с багрянородным* Мануилом Комнином — с полной уверенностью, что имеет на это право. Мария предполагала, что д’Ибелин амбициозен, но не думала, что настолько.
— Агнесс де Куртене не допустит этого брака, — медленно сказала королева, намеренно тяня время и лихорадочно обдумывая неожиданное предложение. Что он в действительности может ей дать? Знатный баронский род, недавно овдовевший и не имеющий законных сыновей старший брат — а, значит, если Мария родит Балиану детей, они смогут претендовать на всё наследство Ибелинов, а не на один лишь фьеф, — и как женщина, она не могла отрицать, что ее амбициозный гость не лишен привлекательности. Он не король, это верно, но в ее положении изгнанницы это неплохая партия.
Поскольку сама Мария не была уверена, что сможет дать вероятному мужу хоть что-то, кроме опеки над ее дочерью. Наблус — вдовья доля королевы Иерусалима. Если Мария выйдет замуж во второй раз, Агнесс де Куртене может заявить, что соперница больше не вдова Амори, а значит, и Наблус ей отныне не принадлежит.
— Агнесс де Куртене всего лишь женщина, Ваше Величество, — отмахнулся от ее слов д’Ибелин. — Она не посмеет спорить, когда я попрошу у короля позволения жениться на вас.
Когда? Он даже не сомневается в ее согласии?
— Я тоже всего лишь женщина, мессир, — качнула головой Мария. — И это война женщин, а не мужчин.
— Но решать, Ваше Величество, всё же будут мужчины.
Королева вновь посмотрела на дочь. Та сосредоточенно, нахмурив светлые бровки, лепила из снега не то холмик, не то… Марии вдруг показалось, что Изабелла строит оборонительный вал. Господь посылает ей знак руками ее дочери? Когда Балдуин умрет от проказы, Изабелле понадобится защитник, сильный мужчина во главе армии, готовый отстаивать ее право на корону. А кто сможет уберечь девочку лучше, чем муж ее матери и отец ее единоутробных братьев и сестер?
— Я хочу видеть Изабеллу на троне Иерусалима, — решительно сказала Мария, не отрывая взгляда от дочери. — Если вы поклянетесь поддержать ее, когда придет час, то я в свою очередь поклянусь быть вам вернейшей из жен, что только знал этот мир.
— Клянусь честью и своей жизнью, — ответил Балиан, а когда взял тонкую смуглую руку, чтобы поцеловать ее в знак соглашения, унизанные кольцами пальцы королевы без колебаний стиснули его ладонь в ответ.
Изабелла бросила лепить холмик и подняла глаза к проглянувшему между серебристых облаков солнцу, смаргивая со светлых ресниц пушистые снежинки.
***
Весна в Иерусалиме выдалась холодной. Пронизывающий до костей ветер проносился по улицам притихшего города, хлопая дверьми и оконными ставнями, врываясь в дома бедняков и покои знатных баронов и с одинаковой злостью сбрасывая со столов и любовные послания, и военные карты. Ветер гнал из Иерусалима всех христиан, какими бы ни были их тайные помыслы.