- Боб, - произнес другой голос, - ты все время болтаешь о своей драгоценной кобыле. Мы слышим от тебя много, но ничего не видим. По-моему, ты просто треплешься.
- Ничего подобного! Она выиграла шесть последних скачек и выиграет следующие шесть! Если хочешь поставить на кого-нибудь другого, выбирай себе лошадь!
- Ба! - в голосе Суини сквозило презрение. - У меня нет лошади, и ты это прекрасно знаешь. Однако мне кажется, что кроме слов и тебя ничего нет. Могу спорить, что эта дохлятина перескачет твою кобылу.
- Что?
Мейд, в шорах и с сеткой от мух, с поникшей головой стояла в ожидании Тома и вяло подгребала копытом дорожную пыль.
- Не будь идиотом, Суини, - запротестовали остальные, - эта кляча свое отбегала. Во любом случае такое животное вряд ли сможет перейти даже на рысь. Все, что она может, - это тянуть повозку.
Из игорного дома вышел Локлин. - Что такое? Что происходит?
- Суини только что поспорил, что вот эта водовозная кляча победит Уэйд Хэмптон Боба Чайлдерса. Он, конечно, шутит, но...
- Какие, к дьяволу, шутки, - сердито сказал Суини. - Я совершенно серьезно! Боб болтает о своей кобыле, будто это единственная лошадь в мире. По-моему, с его стороны это пустые разговоры.
Локлин пожал плечами. - Ты же не станешь утверждать, что эта кобыла победит скаковую лошадь! Ты, должно быть, свихнулся, но если ты серьезно, я ставлю двадцать к одному, что Уэйд Хэмптон выиграет.
- Двадцать к одному? Согласен.
Суини в нерешительности замялся. - Ну... Не знаю...
- Пошел на попятную, Суини? - спросил Боб Чайлдерс. - Сам же говорил, что все это пустые разговоры.
- Будь я проклят, если откажусь от своих слов! Я сказал, что спорю, значит, спорю! Двадцать к одному. У меня есть тысяча долларов, которая утверждает, что эта лошадь выиграет.
- Тысяча долларов? - В разговор впервые вступил Моррисси. - Это большие деньги, Суини.
- У меня они есть, и я их ставлю, - упрямо повторил Суини. - Боб, ты с Локлином можешь либо принять пари, либо заткнуться.
- Подумай, что ты делаешь, Суини. Ведь у Боба скаковая лошадь, а ты поставил на старую, закостенелую дохлятину. Черт возьми, если она когда-то и бегала, то только в далекой юности. Брось этот спор.
- Он слелал ставку, и я ее принимаю, - сказал Локлин. - Я ставлю все, что у меня есть, но с одним условием: скачки состоятся завтра. - Локлин повернулся к Чайлдерсу. - Боб, - сказал он мягко, - это будут самые легкие деньги, которые мы заработаем. Я знал, что Суини дурак, но не знал, что его дурость дошла до таких пределов. Я получу тысячу за вложенные двадцать, и все это в течение нескольких минут. - Он помолчал. - Сколько поставишь ты, Боб? Можешь взять с него сколько угодно, потому что он слишком упрям, чтобы отказаться. Ты знаешь Суини, он только и делает, что проигрывает.
- Ну... - нахмурился Чайлдерс, - я должен подумать.
- Со Суини мы с тобой сдерем кучу денег, такой уж он бестолковый. Другого такого шанса у нас не будет. Думаю, его можно расколоть тысяч на двадцать-тридцать. Я могу достать еще двадцать, а если ты выложишь шестьдесят, мы его обчистим. Это не спор, а конфетка.
- Это уйма денег, - пробормотал Чайлдерс.
- Конечно. Нам за год столько не получить. Черт возьми, ты зарабатываешь столько же у себя в салуне за три года. Если человек дурак, давай отберем у него деньги, пока это не сделали другие.
- А как Моррисси? Он с нами?
Локлин пожал плечами. - Пока он ни с кем. Бьюсь об заклад, что когда он увидит, сколько мы имеем, ему тоже захочется разбогатеть на дармовщинку, но Джон не игрок. Он заправляет игорными домами, но сам никогда не садится к столу.
Это было десять лет назад или даже больше. Шанаги вспомнил день скачек. Он выехал на Мейд, нарочно забросанной пылью и неухоженной, словно это и вправду была тягловая лошадь. Но Шанаги нервничал, потому что скрыть ее породу было невозможно.
Уэйд Хэмптон стартовала хорошо и на дальнем повороте обгоняла Мейд на три корпуса. Затем Том перестал сдерживать Мейд, и она радостно, предвкушая победу, понеслась вперед. Когда они прошли под финишной лентой, Мейд выигрывала полкорпуса.
Моррисси предупредил его: - Слушай, парень, если станешь выигрывать, не давай ей показать себя полностью, понял? Мы используем ее еще раз.
Мейд выиграла, и Суини, Локлин и Миррисси поделили между собой шестьдесят тысяч долларов.
Шанаги рассказал о скачках Маккарти, и старый кузнец бросил работу и выпрямился.
- Да, я слыхал об этом. Значит, ты тоже приложил сюда руку? Как тебе не стыдно? Это же чистое надувательство. Вам всем должно быть стыдно. Если б только об этом узнали их старухи-матери!
- Но мистер Локлин тоже потерял много денег, - запротестовал Шанаги.
Маккарти сплюнул. - Если ты в это веришь, ты, должно быть, еще больший простак, чем я думал. Ты видел деньги Локлина? А кто-нибудь вообще их видел?
- Все закладные были у Галлагера. Он сказал...
- Как же, Галлагер! Он сам один из них! Поверь, парень, Локлин был приманкой, он уговаривал Чайлдерса. Локлин много говорил, однако на деле был в доле с остальными. А что касается Моррисси, то он-то все и придумал. Они сделали вид, что Моррисси здесь не при чем, поэтому его никто не подозревает. Это хитрый мужик, не забывай это. Выставил свою кандидатуру в сенат штата, и можешь быть уверен, его изберут. Не связывайся с ним, парень, не то попадешь за решетку!
За подготовку Мейд и скачки Моррисси дал ему пятьсот долларов. Это было больше денег, чем его бедный отец видел за всю свою жизнь. На эти доллары Шанаги приоделся и снял хорошую комнату. Три сотни он положил в банк, который порекомендовал Маккарти.
Он скакал на Мейд еще три раза прежде чем стал слишком тяжелым для жокея. К шестнадцати годам он был ростом пять футов девять дюймов - таким он и останется на всю жизнь - весил около ста шестидесяти фунтов, но выглядел сухим и жилистым. Иногда он проводил тренировочные бои с самим Джоном Моррисси, и старый ирландец был в бою беспощаден. Шанаги имел преимущество в росте и длине рук, однако ему пришлось учиться уходить от ударов, входить в клинч и легко перемещаться по рингу.
Хотя Шанаги был средневесом, удар его по силе не уступал тяжеловесу, и несколько раз его выставляли на бой с ничего не подозревающими деревенскими парнями, превосходящими его по комплекции и росту. Конечно, Шанаги побеждал.
О Бобе Чайлдерсе и его семье он ничего не слышал, однако через несколько месяцев, выходя на Файв Пойнт, увидел похожего на Боба юношу и решил, что это его сын. Тот стоял на углу вместе с двумя спутниками.
- Тот самый, - сказал один из них, показывая на Тома. - Он был жокеем.
Плотный парень, который был похож на Чайлдерса позвал его: - Эй, ты! Иди сюда!
Шанаги помедлил. Он понимал, что на них не следует обращать внимания, но что-то в тоне этого парня показалось ему оскорбительным. - Хочешь поговорить, - ответил он, - подойди сам.
- Я подойду, и будь ты проклят!
Теперь Шанаги был уверен, что это сын Боба Чайлдерса. Это был крепкий и сильный молодой человек, намного превосходивший по весу Тома. Шанаги стоял и ждал, не выпуская из поля зрения двоих его друзей. Когда Чайлдерс приблизился, Том заметил, Что эти двое тоже двинулись к нему. Значит, предстоит драка не с одним, а сразу с тремя. Чайлдерс ступил на тротуар.
- Вы все - шайка воров, - сказал он, - сейчас я тебя проучу!
- Твой отец ставил на скаковую лошадь и проиграл, - сказал Шанаги. Он сам напросился. Нечего было бахвалиться.
- Бахвалиться? - Парень угрожающе поднял увесистый кулак. - Я проучу...
Шанаги давно понял принцип, который гласил: "Если собираешься драться, не трать время на разговоры". Когда молодой Чайлдерс подошел к нему почти вплотную, Шанаги быстро сделал шаг вперед и ударил левой в голову, а правой в живот. Удар поймал противника на встречном движении и оказался для него совершенно неожиданным. Физически сильный, Чайлдерс мало дрался и всегда много говорил, прежде чем поднять кулак. На этот раз он произнес лишь "у-уф", зашатался и сел. Шанаги развернулся, нырнул в переулок, добежал до конца и, резко свернув, поднялся по пожарной лестнице на последний этаж ближайшего дома.