— Я отправляюсь в Грейстоун, — ответила я. — Как Конрад и хотел.
Кэл поперхнулся:
— Что? Сейчас?!
В моих мыслях всплыли миссис Форчун и предстоящий разговор с директором.
— Сегодня вечером.
Кажется, Кэл готов был вот-вот бухнуться в обморок.
— Ты точно чокнутая, Аойфе.
— Хватит это повторять, — раздраженно бросила я. Размотав шарф, я провела пальцем по шраму, оставленному ножом Конрада. Мой брат был совсем другим, не таким, как мать. Он готовил нам, он заплетал мне косички перед школой.
Но кого заботило, каким Конрад был прежде? Все видели его стоящим у меня за спиной — острие ножа алеет кровью, глаза горят безумным огнем. Никто не заметил, в какой он муке, как изо всех сил борется с собой.
И если брату нужна моя помощь, я приду к нему ради всех проведенных вместе лет — вплоть до его шестнадцатого дня рождения, когда он вошел ко мне в комнату с ножом в руке. «Они не умолкнут, пока я не сделаю этого, Аойфе. Прости меня».
— И что, ты собираешься просто вот так… дать деру? Только потому, что зачем-то понадобилась ему в Аркхеме? — нетерпеливо осведомился Кэл, не выдержав долгого молчания.
— Еще погромче можешь? — огрызнулась я, заметив, что на нас оборачиваются. — А то не вся Академия слышала.
Кэл дотащил меня до одного из потертых диванов и склонился прямо к моему лицу:
— Сбежать не так-то просто, Аойфе. Если мы и выберемся за пределы школы — а это, кстати, уже невозможно, — все равно с закатом город закрывают: блокируют дороги и даже канализацию, от гулей. А до того через мосты нам не перебраться — мы несовершеннолетние, прокторы ни за что не поверят, будто у нас есть пропуска.
— Условия задачи мне известны, — заметила я. Лавкрафт ощетинивался крепостными стенами против некровируса, но и против собственных граждан тоже; по ночам, когда вирусотвари были наиболее активны, жители города становились невольными узниками своих кварталов.
Кэл помотал головой:
— Математика нам тут нисколечко не поможет, Аойфе.
Я закусила губу — по мнению миссис Форчун, привычка весьма предосудительная и недостойная юной леди.
— Нам? — переспросила я, искоса взглянув на лицо Кэла.
Он глубоко — слишком глубоко для своей тощей груди — вздохнул:
— Если ты думаешь, что я отпущу тебя одну по письму сумасшедшего, то ты не просто чокнутая, Аойфе… ты совсем сдурела.
Так же порывисто, как до того дала ему пощечину, теперь я обняла его. Кэл сдавленно пробормотал что-то.
— Спасибо, — с чувством прошептала я, и он неуверенно ответил на мое объятие.
— Что ж, госпожа инженер… так как мы выберемся из Лавкрафта?
— Ну… я… — Дальше решимости помочь Конраду мои мысли еще не заходили. Но тут мне вспомнилась Сесилия, ее острые глазки и острый язычок. — Сумеречный Базар.
Кэл испустил стон:
— Отлично. Едва-едва с Данвич-лейн развязались, так теперь из огня да в полымя.
— Да что ты все причитаешь? Хуже старой бабки! Когда тебе из-за меня что-то угрожало?
— Вчера. Тот кровосос из подворотни.
— И я же тебя и вытащила, скажешь, нет? На ужин не ходи, — скомандовала я. В голове у меня уже формировался, набирая обороты, план действий. То же бывало, когда я набрасывала чертежи новых машин — летающих, роющих, по-рыбьи скользящих под водой. — Это наш шанс. — Только во время ужина все студенты и воспитатели соберутся в одном месте. — Если что, притворись больным. Встречаемся за автогаражом, как прозвонит колокол в столовой.
Кэл решительно кивнул:
— Будь осторожна, Аойфе. Я бы ни за что не хотел, чтобы тебя… забрали. Раньше времени.
Сжав мне руку, он отошел к мальчишкам у эфирника.
5
На закате
Раньше мне никогда и в голову не приходило сбежать. Конечно, я была все равно что сиротой, но тем не менее меня приняли в Школу, а со временем я стала бы работать на Движителе, пусть даже в небольшой должности. Я не чувствовала себя перепачканной золой замарашкой из сказки и не ждала прекрасного принца на механическом скакуне, который приедет и заберет меня отсюда.
В детстве мама рассказывала мне, что до распространения некровируса и вызываемого им безумия, до сожжения прокторами всех книг, от которых хоть чуточку попахивало ересью, сказки были совсем другими. Прежде всего персонажи в них оставались по-настоящему сказочными.
Собирая вещи, я не взяла ничего на память о матери — только сменную одежду, зубную щетку с расческой, несчастные пятьдесят долларов, которые город выручил, продав с молотка имущество Нериссы, и кожаный футляр с набором инструментов, который каждый студент Школы Машин получал при поступлении. Одну из форменных блузок я отложила и, раскупорив последний пузырек чернил, щедро плеснула на нее спереди.