Упаковав все в сумку, я спустилась на первый этаж и постучалась к миссис Форчун. Дверь в чистенькую, до блеска вылизанную комнату приотворилась.
— Я очень занята, Аойфе, — со вздохом проговорила воспитательница.
— Простите, мэм, но у меня срочное дело, — ответила я, протягивая ей блузку. — Я чертила схему, и…
Я продумала все, что скажу, до последнего слова, но Форчун оборвала меня.
— Звезды и планеты, Аойфе! — Она покачала головой. — Как можно быть такой неуклюжей? Если до конца года ты не возьмешься за ум и не научишься вести себя как леди, придется добавить в твое расписание уроки хороших манер.
Я виновато закусила губу и понурилась.
— Мне ужасно жаль, мэм. Если бы вы велели охраннику пропустить меня, я еще могла бы успеть в китайскую прачечную на Корниш-лейн до закрытия, — пробормотала я. — Вы сами знаете, у меня только и есть, что две блузки, — добавила я, водя носком туфли по трещине в полу, — я же сирота и все такое.
Люди вроде миссис Форчун — обеспеченные и полные благих намерений — с детства привыкли жалеть тех, кому в жизни повезло меньше. Даже когда эти самые несчастненькие лгут им в лицо.
Форчун сочувственно подперла щеку, но не сдавалась.
— Абсолютно исключено. Я не позволю тебе разгуливать по городу в одиночку после комендантского часа. Что скажет директор?
Но к такому повороту я была готова.
— О, насчет этого не беспокойтесь, — ответила я. — Со мной будет Кэл. И я успею вернуться до разговора с директором о том, как в свой день рождения я сойду с ума и начну убивать направо и налево. Честное слово.
Брови миссис Форчун взлетели к потолку.
— Твой язык, Аойфе Грейсон, и проктора с ног свалит — прости Мастер-Всеустроитель мое святотатство. — Она махнула концом клетчатой шали. — Ступай. Я предупрежу у боковых ворот, чтобы тебя пропустили.
— Спасибо, мэм. — Стараясь держать плечи опущенными и сохранять на лице покаянное выражение, я уставилась в пол, чтобы не выдать себя торжествующим взглядом. — Я мигом обернусь.
Пока я ждала на холоде у автогаража, на меня, словно стая прокторских воронов на черных шелковистых крыльях, опустилось сомнение. А не пишет ли Конрад свои загадочные письма, из-за которых я подвергаю себя такому риску, в каком-нибудь пабе, весело улыбаясь и перешептываясь с невидимыми друзьями? С другой стороны, ему и правда могла грозить опасность, ведь прежде он никогда не врал мне. Даже в свой шестнадцатый день рождения.
Он достал нож из кожаного футляра с инструментами — я получила такой же в начале семестра — и провел большим пальцем по лезвию. «Видела ты когда-нибудь собственную кровь, Аойфе? — прошептал он. — Видела ее в звездном свете, когда она чернее чернил?»
Инфекция, сказали мне, была у нас в крови, передаваясь от матери к ребенку с некоего неустановленного момента. Вирус дремал, пока какой-то сигнал, подаваемый организмом, не пробуждал его, вызывая безумие. Неизвестно, как долго это продолжалось, — мама никогда не рассказывала о своих родителях. Мне с трудом удалось выудить из нее имя отца, прежде чем она окончательно погрузилась в пучину миражей и фантазий. Проверив архивные записи в библиотеке Академии, я установила, что Арчибальд Грейсон действительно существовал, что он был реальным человеком, а не образом, соткавшимся из бреда Нериссы. Выяснилось также, что сам он безумцем не являлся, но, похоже, какого-то винтика у него все-таки не хватало, раз он сошелся с мамой.
Изо рта у меня вырывался пар, пальцы мерзли даже в перчатках. Я начала притоптывать на месте, чтобы согреться, когда чья-то рука легла мне на плечо. От неожиданности я вскрикнула и тут же зажала рот ладонями, ощутив запах мыла и ланолина.
— Это я! — прошипел Кэл. — Всего-навсего я!
— Не делай так больше! — Я едва владела голосом. — Только гули и воры так подкрадываются!
Он криво улыбнулся. В тусклом свете автоплощадки его светлые волосы и неровные зубы выделялись, как на пластине негатива.
— Извини. Видать, я такой незаметный, что могу сойти хоть за того, хоть за другого.
Я стиснула руки, приходя в себя, и постаралась спрятать испуг за улыбкой.
— Не вижу ничего забавного.
Кэл тихонько рассмеялся:
— Забавно, что девушка, которая тащит меня на Сумеречный Базар, нервничает, словно жонглер эфирными трубками.