— Мисс Аойфе? — Уголки губ Дина опустились, он смотрел серьезно. — Такова моя цена. По рукам? Только без обмана.
Нериссы не было рядом, да если бы и была, вряд ли она чем-то помогла бы мне. Кто я ей — всего лишь какая-то девчонка, которая приходит и слушает ее россказни. Ей все равно, окажусь я в долгу у «колдуна» или сбегу из Академии и присоединюсь к бродячим артистам. Чувствуя, что, пообещав свою тайну такому человеку, как Дин Харрисон, я переступаю некую черту и возврата уже не будет, я все же пожала его протянутую ладонь.
— Хорошо. По рукам.
После его ухода я откинула покрывало и бросилась к платяному шкафу в надежде раскопать хоть что-нибудь, что не было бы покрыто грязью и донельзя заношено. В помутневшем зеркале выше меня на целую голову отразилась потрепанная замарашка. Какая одежда: на мне столько грязи и подсохшей крови — впору новую кожу искать!
Толкнувшись в несколько узких дверец, я обнаружила маленькую ванную с паровым водонагревателем в углу. Он зашипел дружелюбной змеей, стоило мне повернуть кран, и в раковину потекла красная от ржавчины вода. Я нашла мочалку и оттерла себя дочиста, стараясь не касаться повязки. Дин обработал рану не хуже, чем в лазарете Академии, и укус почти не болел — только если нажать. Кожа вокруг места, на которое пришелся зубастый «поцелуй» шоггота, была бледной, но без зловещей зелени вдоль голубых прожилок вен — верного признака, что инфекция распространяется по кровеносной системе. Познания нашего проводника в полевой хирургии могли бы, пожалуй, гарантировать ему легальную работу в Лавкрафте — пользовать жертв нападения гулей или прокторов, которым не повезло при подавлении беспорядков еретиков. Но мне как-то сложно было представить его марширующим в рядах суровых врачей и сестер Черного Креста, медицинской службы Бюро. Да его только за одно курение выкинут, и недели не пройдет.
Самая грязь сошла, оставшись на мочалке. Бросив ее сушиться в пустую раковину, я прошлепала обратно к шкафу. Большинство вещей оказались на мальчика — старомодные короткие штанишки, жилет, рубашки под целлулоидные воротнички и высокие кожаные ботинки для верховой езды. Однако в глубине нашлось шелковое платье с низкой талией, а пошарив еще как следует, я обнаружила перламутровый гребень, которым заколола поднятые волосы. Смотрелись они все равно настоящим вороньим гнездом, но хоть в глаза не лезли. Платье влажно переливалось рубиново-красным, гребень сверкал в моих темных волосах костяным блеском. Я примерила ботинки — оказалось, что у юноши, когда-то давным-давно жившего в этой комнате, были удивительно маленькие ноги. Голенища охватывали мои икры словно перчатка.
Когда дверь шкафа закрылась и зеркало вновь отразило меня, у меня перехватило дыхание. Я выглядела точной копией матери.
Отшатнувшись так, что едва не запнулась о собственные ноги, я выскочила в коридор. При дневном свете Грейстоун казался огромным и запустелым. Стояла глухая тишина. В темноте, тем же путем, который навел на меня вчера такую жуть, я двинулась к библиотеке. В малой гостиной портреты Грейсонов по-прежнему мрачно смотрели со стен, покрытые тончайшей вековой пылью. Я остановилась, читая таблички, такие же строгие, как и сами изображения: «ТОРНТОН», «БРЮС», «ЭДМУНД».
Надпись под самым новым из портретов гласила: «АРЧИБАЛЬД ГРЕЙСОН». Я замерла. Наконец-то я увижу, каким был мой отец, есть ли во мне что-то от него. Я подошла ближе, горя желанием рассмотреть все, до последнего мазка кисти.
Отец на картине был одет в элегантный костюм. Только серебрившиеся на висках темные волосы и морщинки в уголках пронзительных глаз выдавали в нем человека уже не первой молодости. Очки на цепочке, пятном выделявшиеся на простом зеленом шейном платке, и угловатые скулы сообщали ему строгий и недовольный вид, делая весьма похожим на одного из моих профессоров. Но в отличие от любого из них отец был еще и красив, хотя и несколько книжной красотой. Конрад походил на него — если не цветом волос, то чертами лица, и чем дальше, тем больше мне начинало казаться, что передо мной повзрослевшая и посуровевшая копия моего брата. Я поскорее отступила назад, к портрету Торнтона, в далекое, безопасное прошлое.
Сама я нисколько не была похожа на отца. Глаза те же, но на этом сходство и заканчивалось. Открытие оказалось тяжелым, и эту тяжесть невозможно было стряхнуть. Я так хотела расспросить Арчибальда о Нериссе, обо всем, что у них произошло, так хотела, чтобы он вернулся и ответил на мои вопросы. Вот только этого не будет — желания не сбываются просто сами собой, по мановению волшебной палочки.