— Н-нет… — запинаясь, пробормотала я, сбитая с толку. — Чернила… они оставили на мне метку. Волшебство… Отец наложил заклятие на дневник, и я видела его воспоминания, скрытые в строчках… — Я умолкла, поняв, как это звучит со стороны и на кого я сейчас похожа. Моя рука безвольно упала.
— Не знаю, что там тебе показалось, — ладонь Кэла легла на мою щеку, — но у тебя нет никакой метки, и нет никакой заколдованной книги на чердаке. — Прикосновение, влажное, как туман вокруг Грейстоуна, холодило мою пылающую кожу. — Магии не существует, Аойфе. Это пустышка, годная только для дураков.
Мне бы следовало согласиться, но я не могла так легко отмахнуться от дневника.
Кэл запустил руку в свою непослушную шевелюру:
— Я всегда знал: когда слишком много читаешь, это не приводит ни к чему хорошему. Вот у тебя фантазия и разыгралась. Аойфе, ты должна мыслить здраво. Посмотри, что случилось с твоей матерью. Веря в магию, ты раскрываешь дверь некровирусу.
Я сжала кулаки. Ногти врезались в ладонь, и от долго сдерживаемых слез защипало в уголках глаз. Кэл должен был мне поверить. Из всех, кого я знала в прежней жизни, только он мог.
— Книга была, Кэл. Была.
— Ее не было, Аойфе, — отозвался он. — Старый пыльный дом, полный старого пыльного барахла, еще и твой отец куда-то подевался — неудивительно, что у тебя слегка разыгрались нервы.
Я отбросила его руку:
— Нервы, значит, разыгрались? Истеричкой меня считаешь?!
Кэл, дернув щекой, обхватил меня за плечи. Его пальцы впились в кожу, как проволока.
— Это для твоего собственного блага, Аойфе, — яростно прошептал он. — Если ты вернешься домой и будешь болтать там подобные вещи, тебе конец. А вот если скажешь, что закружилась голова и защекотало внутри, ни один проктор никогда не упечет тебя в сумасшедший дом. — Он качнул подбородком. — Аойфе, твой день рождения через две недели. Вирус…
— Думаешь, я не помню? — Мой голос эхом отразился от поцарапанных дубовых панелей. Рывком я освободилась из рук Кэла.
— Я не… — Кэл сжал пальцы в замок и прерывисто втянул в себя воздух, пытаясь побороть отразившийся на лице гнев. — Да уж, с тобой разговаривать — все равно что чечетку на минном поле бить.
— Мне плевать, — ответила я в пылу ярости, пересилившей природную сдержанность. — И плевать, что ты имел в виду. Ничего похуже не мог сказать? Держись от меня подальше, Кэл Долтон, — если я и впрямь свихнусь, первым делом наброшусь на тебя.
Каблуки позаимствованных мной ботинок застучали гулкими выстрелами — я бросилась прочь от Кэла в свою комнату. Там, заперев дверь, я дала волю слезам — отчасти из-за того, что Кэл не верил мне, отчасти из-за того, что не знала, верю ли я себе сама.
Целый час, по каминным часам, я провела то всхлипывая, то про себя ругая на чем свет стоит Кэла с его неуклюжими идиотскими замечаниями. Потом в дверь постучали.
— Ты там, Аойфе? — Негромкий голос Дина не вызвал у меня неприязни. Если бы это Кэл притащился с извинениями, я бы ему, пожалуй, по зубам врезала.
— Вроде как. — Я со вздохом смяла носовой платок и отбросила куда-то к шкафу, где на полу все еще валялась кучей моя школьная форма.
— Впустишь меня? — добавил он масла в голос.
Я фыркнула.
— Вы с Бетиной уже дотанцевали? — Меня променяли на служанку. Вот уж в самом деле как в сказке.
— Аойфе… — Звук моего имени нежным дуновением пронесся сквозь дубовую дверь. После паузы Дин вздохнул. — Что ж, намек понят. Сладких снов, принцесса.
Часы протикали раз, другой, третий, и вдруг я поняла: мне совсем не хочется, чтобы он ушел. Спрыгнув с кровати, я отперла замок и чуть-чуть приоткрыла дверь.
Дин стоял там, даже и не собираясь уходить. По его губам скользнула улыбка, и я почувствовала, что настроение самую капельку поднимается.
— Ну вот, так-то лучше. И из-за чего же весь этот потоп, девочка?
— Я не плачу, — на автомате ответила я. Инженеру не пристало так расклеиваться. Особенно девушке-инженеру.
— Как скажешь. — Дин подмигнул мне и протянул свой красный платок. — Под цвет лица.
— Спасибо, — пробормотала я, вытирая глаза, в которые словно песка насыпали, да столько, будто я побывала в центре песчаной бури.
— Хочешь об этом поговорить? — Дин шагнул ближе, заполнив собой узкий проем приоткрытой двери — не как бесплотная тень, но всей своей надежной фигурой, на которую так хотелось опереться.
— Только не здесь, — откликнулась я, оглядываясь на комнату, опутанную сетью железных нервов особняка. Дин в замешательстве склонил голову набок. — У стен есть уши, — пояснила я. Где-то за углом могла оказаться Бетина, да и дому я не доверяла — вдруг мои слова, донесенные эхом до самого остова здания, осядут там, и он использует их для каких-нибудь своих зловещих нужд.