Дин оттолкнулся от косяка:
— Тогда прихвати что-нибудь потеплее и идем.
— Я… ладно.
Я взяла шерстяную накидку, которую присмотрела, еще когда искала платье, обернула вокруг шеи свой форменный шарф и последовала за Дином — прочь от лестницы, в путаницу коридоров северного крыла.
— Куда мы идем? — не выдержала я наконец.
— Проводник здесь я. Скоро узнаешь, — откликнулся Дин. — Доверься мне.
Он остановился у хлипкой дверцы в конце коридора, слишком маленькой, чтобы вести куда-то кроме чулана.
— Не одной тебе попался сегодня сюрприз, принцесса. — Он распахнул дверь и сделал приглашающий жест. — После вас.
Это и правда оказалась крохотная каморка, в которой помещалась лишь приставная лестница вроде корабельного трапа, ведущая куда-то в темноту. Потянуло сквозняком, и по коже у меня пробежали мурашки.
— Что, вверх? — спросила я, заглядывая в бездонную непроглядную черноту, откуда несло космическим холодом.
— Вверх, — подтвердил Дин. — Я поймаю, если что.
Ступив на первую перекладину, я оглянулась:
— Я не собираюсь падать.
Его губы дрогнули в улыбке:
— Узнаю свою Аойфе.
Я дернулась, когда его руки, взяв меня за талию, подсадили повыше, но промолчала. Хоть Кэл и выговаривал мне, что Дин ведет себя слишком свободно и я должна держаться с ним строже, меня даже скорее устраивало, когда со мной обращались не как с хрупкой вещью. Кроме того, хотелось побыстрее увидеть, что же там наверху.
Я взбиралась все выше. Лестница под нашим с Дином двойным весом даже не шелохнулась. Перила и ступени за годы использования отполировались до гладкости. Холод постепенно становился все сильнее, и уже не булавочные уколы, а словно острые ножи вонзались в мою кожу.
Наконец мы достигли платформы из прогнивших досок на шатком железном каркасе основания. «Капитанский мостик» покачивался над гребнем крыши Грейстоуна, как корабль на зыбких волнах, и ветер, будто рассекаемый носом судна, гудел в металлических пластинах перил.
Дин, перебравшись через последнюю ступеньку, захлопнул люк. Мы стояли одни на вершине мира. Клубы стелившегося под лунным светом тумана создавали неземной ландшафт, словно мы оказались на поверхности Марса. В другое время, наверное, я бы испугалась — такая высота и всего лишь древний ненадежный помост под ногами, но вокруг было слишком красиво, слишком волшебно, чтобы страх мог закрасться в мое сердце.
— Ничего себе пейзажик, правда? — сказал Дин, доставая из-за уха сигарету и закуривая. — В городе такого точно не увидишь.
Коротко затянувшись, он предложил сигарету мне, но я помотала головой.
— Говорю же, не курю.
— Ну, я думал, вдруг на этот раз соблазнишься. — Он выпустил дым изо рта, и тот затрепетал в воздухе вороньими крыльями, пророс ползучими лианами.
— Кэл считает меня чокнутой, — выпалила я, охватывая себя руками, чтобы согреться. Туман внизу закручивался кольцами, словно стая драконов, пытающихся поймать свой хвост.
Дин искоса взглянул на меня:
— По-моему, таких нормальных, как ты, еще поискать, Аойфе. Я видел медные статуи, которые были безумней тебя.
Я уцепилась за перила, ища успокоение в мертвенном холоде железа.
— У моей семьи… дурная слава. Там, в Лавкрафте.
Дин пожал плечами — я услышала, как скрипнула его кожаная куртка.
— Люди часто клеят ярлык чокнутых тем, кто не укладывается в рамки серой уютненькой жизни, к которой все якобы должны стремиться. Куче народу в Ржавных Доках влепили диагноз только потому, что те отказались от благополучия и опустились на дно.
— Кэл уверен, что я схожу с ума, — повторила я. Я не собиралась раскрывать свой секрет, нет, пока нет, но мне нужно было хоть немного ослабить давление, иначе я взорвусь, как дефектный бойлер. Немалую роль сыграло то, что Дин не отмахнулся от меня сразу как от истерички. — Понимаешь, брат прислал мне письмо, где велел отыскать колдовской алфавит. И я нашла его, он принадлежал нашему отцу. Я видела его своими глазами, как вижу сейчас тебя, а Кэл, он… — я прерывисто вдохнула и выдохнула, — он наговорил мне всякого, что я чокнулась, что неважно, видела я этот алфавит или нет — а я видела, точно видела — что ему лучше знать, поскольку он парень или… уж неведомо почему. В общем, ужас.
Ладони у меня так и горели от холода, немеющие нервные окончания протестующе вопили. Я вспомнила о зубастой хватке чернил, и это только ухудшило дело. Взглянув на руку, я убедилась, что знака нет как нет.