Вечером пришла к нему домой.
Он встретил её вполне доброжелательно. Принимая пальто и шапку, скосил даже улыбку. Вроде инсультника – на бок.
Прошли в комнату. Сели за стол. Он заговорил как всегда чётко:
– В этом месяце у Ромы день рождения. Десять лет. Я хочу поздравить его телеграммой. И сразу послать бандероль. Сюрприз. Нужен точный адрес его.
И застыл с приготовленной бумагой и ручкой.
В груди у бабушки потеплело. Чуть ли не по слогам, начала диктовать московский адрес внука.
– Как фамилия Ромы? – спросил он хмуро. Как в отделе кадров.
Она назвала.
Он вскинул брови:
– Но позвольте! Это же ваша фамилия. Девичья. И он Городсков, что ли? Кто же его отец?
– Его отец – мой сын. Валерий Алексеевич Городсков.
По напряжённым глазам старика было видно, что он ничего не понимал. Его словно обманывали.
Екатерина Ивановна мягко разъяснила:
– …Когда я родила его в 81-ом году – записала на свою фамилию. Понимаете теперь, Сергей Петрович?
Он смотрел на неё с испуганным удивлением. Не веря. Она была матерью-одиночкой. Родившей без мужа. Её фамилия перешла не только к сыну, но и к внуку. Тогда так и напишем под адресом: Городскову Роме.
И хотя потом пили чай, напряжённые глаза старика всё переваривали услышанное.
Она хотела позвонить Ромке, обрадовать, сказать, что скоро он получит бандероль. Подарок. Но удержалась. Пусть это будет действительно сюрпризом. Подкрадывающейся старушечьей попе (Пивоваровой) поставила укол лихо – хлопнув по ней ладошкой и тут же воткнув иглу. Старуха даже не успела ойкнуть. Застыв, удерживала вату. «Спасибо, доча, сегодня было совсем не больно». Городскова улыбалась. Быстро работала на белом столе с ампулами и одноразовыми шприцами разных размеров. От крохотных до лошадиных.
В уходящем году решила позвонить Дмитриеву ещё раз. Вечером 31-го. Поздравить с наступающим. Однако в трубке опять захлопалась крышкой школьная парта, прежде чем вскочил хриплый голос: да! Дескать, всё так же не сплю!
После поздравлений и пожеланий здоровья, сообщила, что Рома и телеграмму, и бандероль с новой книгой получил.
– Я знаю. Он мне звонил. Спасибо за поздравление. Вас тоже с праздником. Рому жду в январе. В гости. До свидания.
И Дмитриев, как всегда, отключил мобильник первым.
Но сразу опахнуло: только мальчишку пригласил. Как будто бабушки нет у него… Чёрт!
Положил мобильник на кухонный стол. Непонимающе смотрел на ядовито-бурый винегрет, на цельную снулую селёдку на доске, На запотелый, зачем-то раньше времени вынутый из холодильника чекмарь. Зачем всё это?
Присел на табуретку.
5
Всегда летом почему-то подкрадывалась ипохондрия. Он чувствовал её приходы. Напрягался.
С тревогой слушал пульс, работу сердца. Странные явления в районе желудка. Повыше, в подвздошной части. Беганья каких-то змеек по голове.
Он решительно вставал и начинал делать махи. Ногами. К вытянутым рукам. Или бегал в парке. Тощий. Оскаливая пасть.
Мимо цветников из старух пробегал иноходью. С высоко подкидываемыми коленями. Привет старым пердуньям!
Дома давал себе контрастный душ. Вытираясь, вновь чувствовал силу. Он знал твёрдо: старость – это борьба. Борьба с собой. А не бездельное выгуливание себя по улице. С заложенными назад руками. И уж тем более не высиживания яиц на скамейках.
Дзот банкомата он накрывал собой полностью. Глухо. Никаким матросовым шанса не давал. Он щёлках клавиши быстро, уверенно. Выдёргивал тонкую пачку и уходил. Старость – не бла-бла на скамейках. В обнимку с костыликом. С подобными тебе. Старость – это борьба. За достойную жизнь. В своём конце. В конце-то концов!
В почтовом отделении он платил коммунальные. Выкладывал на стойку перед девицей в окне ровно десять платёжек. И сразу приготовленные точные деньги в рублях и копейках. Девица забирала платёжки и вносила данные в компьютер. Лихо отрывала квитки. Начинала тыкать калькулятор. Называла сумму. Тоже в рублях и копейках. С ухмылкой он просил пересчитать. Ещё со школы он складывал и вычитал любые цифры мгновенно. Он был гордостью школы. Его можно было показывать в цирке. Девица этого не знала. Зло начинала опять стукать по кнопкам. Грушковые щёчки её потрясывались. И опять он говорил, что неверно. Девица снова перебирала десять квитков и тыкала. В школе она была двоечницей. Он всегда оказывался прав – цифры в калькуляторе наконец-то совпадали с приготовленными деньгами на стойке. В рублях и копейках, чёрт побери! Он двигал деньги и выхватывал квитки. Добросовестнейшая очередь пенсов даже не возмущалась задержкой. Не могла закрыть свой единый рот: вот зану-уда! Победно он уходил из отделения почты. Он никогда никому ни за что не бывал должен. Он всегда платил по счетам. Но по точным счетам. Ему нет дела – тупая девица или хитрюга. Он не маразмат с палочкой, приковылявший на почту. С ним не пройдёт!