Мокрый Феликс плоско лежал с вылезшими зубами. На голове в короткой шерсти – сукровичный цветок.
Екатерина Ивановна качнулась, закрыла глаза, Постояла, приходя в себя. За холку подняла убитого, быстро пошла в школу. За два угла. К главному входу.
По коридору школы несла кота, отбиваясь от охранника. Читала таблички на классах. С левой стороны. Окнами к стадиону.
КАБИНЕТ БИОЛОГИИ. Здесь! Распахнула дверь, ворвалась. Кинула убитого кота на стол. Прямо к вскочившей полной даме. К главному специалисту по животным.
– Живодёры! Шкуру забыли содрать!
Оттолкнула охранника, пошла из класса. На пороге повернулась и что есть силы саданула дверью. Разом отринула и описавшуюся учительницу, и охранника, и весь класс, будто разинувший единый рот.
Шла к поликлинике. Не чувствовала ветра, секущего дождя. Про сжатый в руке зонт забыла.
Готовя всё к процедурам, ничего не могла понять на белом столе. Путала ампулы, шприцы, не могла разложить как надо.. Рукавом халата смахивала слёзы, снова всё пихала, перекидывала. Нос её будто напитался кровью.
В дверь заглядывали больные. Законно ждущие укола или капельницы.
Вечером, не переодевшись в домашнее, лежала на диване. Лежала на боку, поджав ноги в чулках, закрыв локтем голову. Мокрый зонт валялся тут же в комнате. Прямо на полу. Как убитый летучий мыш.
Зазвонил мобильник. Из прихожей. Из кармана висящей кофты. Поднялась, пошла. Открыла крышку. Дмитриев!
– Да-да, Сергей Петрович!
Старик слышался словно с края земли, кашлял, говорил прерывисто:
– Екатерина Ивановна, кажется заболел, опять простудился.
Вот уж правда – беда никогда одна не приходит.
– Сергей Петрович, сейчас приеду. Пейте пока горячее. Укутайте грудь. Горло. Я – скоро.
Быстро начала одеваться.
Был уже девятый час, но всё равно побежала в поликлинику.
На крыльце долго ругалась со сторожем за стеклом дверей. Недовольным татарским бабаем в русской душегрейке:
– Да работаю я здесь! (Старый ты хрыч!) Медсестрой! Позвоните Ольге Герхардовне! Пациенту плохо!
Недовольный бабай уходил к телефону, возвращался, спрашивал, как фамилия, зачем пришла. Снова уходил. Наконец открыл. И был чуть не опрокинут ворвавшейся русской бабой.
Быстро набирала в процедурной ампул и шприцов. Завернула всё в белый халат, сунула в сумку.
Опять чуть не сбила бабая на выходе.
– Ненормальный какой! – отскочил бабай.
Другой бабай, на третьем этаже открывший дверь, пятился.
– Извините, Екатерина Ивановна, вот – опять, – развёл руки, представляя себя сегодняшнего. В полосатой пижаме, краснощёкого, с белой лысиной и замотанным горлом.
Когда готовила и ставила уколы, старик кашлял почти не переставая. Лежа на боку с обнажённой жёсткой своей ляжкой – от кашля подкидывался. Нужно было пережидать приступ, чтобы успеть ввести лекарство до следующего.
Поставив три укола, Городскова безоговорочно начала набирать «скорую».
– Может, не надо, обойдётся всё, – ещё надеялся старик. – А, Екатерина Ивановна?
– Нет, нет обойдётся, Сергей Петрович. У вас пневмония. И, похоже, крупозная. Платок от слюней и мокроты весь коричневый.
Старик испуганно посмотрел на платок в кулаке. Действительно – в коричневых пятнах.
Диспетчеру «скорой» излагала всё чётко. Высокая температура, сильный кашель, фамилию-имя-отчество заболевшего, возраст, домашний адрес. Третий этаж. Дверь в подъезд без замка.
– Ну, Сергей Петрович, давайте потихоньку одеваться.
В спальне старик с тёплым бельём руках брыкался, не хотел никакой помощи.
– Да я же медсестра, черт побери!
– Я сам, я сам, – закрывался старик, как подросток.
Пришлось отступить, выйти из спальни.
Городскова собирала всё своё, ворчала. Говорила кому-то постороннему: «Опять, наверное, налегке бегал в парке. Где же ещё можно так простудиться. Только в парке любимом».
– Нет, не в парке. – каялся простуженный. – Спрыгнул с мостка, Екатерина Ивановна. В Волчанку.
Городскова онемела, не веря. Тогда старик, кашляя, рассказал, как всё было.
Екатерина не успела ничего переварить – раздался звонок: «скорая»!
Ввалили трое с медицинскими баулами и в белых халатах из-под тёплых курток.
Довольно молодой свежий врач в халате, с шапкой на голове задрал бязевую нижнюю рубашку старика и приложил холодную бляху фонендоскопа к согнутой спине:
– Дышите.
Старик тут же зашёлся в бешеном пароксизмальном кашле.
– Что кололи? – спросил врач, увидев разорванные обёртки и пустые шприцы.
Городскова сказала. Врач с интересом посмотрел на неё:
– Вы врач? Коллега?
– Я медсестра. Из второй поликлиники.