– Да. Зима, – нараспев сказала я, поднимая из грязи еще один воздушный кораблик. Размытый силуэт показался перед глазами, но воспоминание растаяло, оставив в груди странную смесь чувств: радость и надежду, тоску и разочарование.
– А теплое время как ты назовешь? Когда поднимается золотое солнце? – не отставала юная собеседница.
– Лето. Его называют летом, – я погладила по щеке Белую Воду, и она широко улыбнулась мне, – Седая Прядь? А Седая Прядь?
– Да, Беркут, – отозвалась она.
– Кажется, мы научились собирать все летуньи правильно, – мягко сказала я.
– Я попытаюсь тоже научиться, – тоже мягко ответила она.
– Попытайся, – наверно, нужно было улыбнуться, но меня привлек звук открывающейся двери. В тронную залу стали заходить северные жители. Время прошло быстро, и я успела пожалеть, что не смогла побыть с ними еще немного.
Толпа прошла тихо. Слишком тихо для такого важного для свободных дня. Я и Звенящая Цепь обменялись понимающими взглядами. Седая Прядь прижала руки к груди, таким образом, заняла оборонительную позицию. Медленно стала спускаться к трону, видимо боялась упасть с узких ступенек балкона или готовила речь. Глядя на старческие жесты, я чуть не расхохоталась. Надо же, сколько величия, а моя оборона была проще: руку на рукоять топора, и смотреть в оба.
– У меня к вам предложение?! Если сейчас кто–то из вас выйдет вперед и скажет мне все как есть, то может быть, сегодня обойдемся без крови! – звонко, но медленно произнесла я. Спускаться приходилось тоже медленно, так как на балкон поднималась всего дважды, а ступеньки и правда были очень крутые.
– Ну, хорошо, – вперед вышел Кривой Клык, а у меня дыхание даже перехватило. Что случилось такого, что разговор начинает тот, кто был вторым свободным после Звенящей Цепи и Седой Пряди? Тот чье слово было как самый тяжелый топор: острое, сложное, правильное. Видно беда пришла. Но какая? Что произошло? Наверно, хозяева решили напасть открыто или подвели легионы к границе? А может мор? Воду у ручья Арены отравили? Но как? Каждый день у воды дежурил посменный отряд. Может, кого подкупили? Однако я сама отбирала бывших узников. Что же такое…
– Что предлагаешь? – осторожно поинтересовалась я.
– Я хочу – равенства, единства и справедливости. – заявил Кривой Клык.
– Хорошо. Будет вам равенство и единство, и справедливость. Продолжай разговор.
Седая Прядь знаком приказала Белой Воде оставаться на балконе и ни в коем случае не спускаться вниз к трону. Ее можно было понять, свободная вела себя также настороженно, как и я.
– У нас один вопрос и одно предложение, – наклонил в бок голову каннибал.
– Всего два? – это было очень и очень странно.
– В общем, ты идешь с нами, – заявил он, – и как быть с воющими?
Краткость сестра таланта – вот пойми, что сказал. Высказался, как отрезал, а мне гадать нужно. И не переспросишь, потому что ничего толком не скажет. Слова клешнями тянуть нужно как из бывших рабов, так из узников. Словно спелись. А мне как быть? Опять повышать голос? Орать? Глупо. Еще глупее стоять у каменного трона и хлопать глазами, рассматривая хмурые лица в надежде понять. Два месяца билась над ними, чтобы перестали драться друг с другом за еду, забивать освобожденных, насиловать, я уже не говорю о том, что «лопали» друг друга за обе щеки. …хотя о чем я говорю? Они годами жили как тагы, а я пыталась за такой маленький срок вбить в их отупевшие головы, что это свобода и не нужно больше зверствовать. М–да, до мира нам еще далеко. И бывшим рабам не объяснишь, что это наш удел драться и убивать? Может быть все шло к лучшему, что половина уходила на юг, но что странно за ними потянулась часть моих каннибалов.
Понимая, что теперь замолчала, я ни нашла ничего лучшего как пару раз, а потом еще пару раз моргнуть.
– Беркут, – зашептала, наклонившись ко мне Седая Прядь, – не стоит идти туда. Многие вооружены и если ты неправильно…мы неправильно себя поведем…я никогда не держала в руках боевой топор и не смогу помочь.
Не знаю, что придумала себе свободная, но ее фраза заставила меня заговорить: