– Лев? – опять позвал меня Мир, – Ты не слушаешь меня!
– Я думал о людях, – признался я.
– Люди, никогда не поймешь, чего они хотят.
– Можно подробнее? – перебил я Мира, зная, что пернатые очень любят поговорить на тему людей.
– Да, кажется, нашел след Серой Тени…
– Что за след?
– В воде зашкаливает содержание железа, – зеленые глаза посмотрели на меня с опаской.
Я взял пиджак и направился к двери:
– К делу!
Глава 3 - Старый дом на опушке леса
Старый дом на опушке леса – сказка из детства, которая ожила в таежном лесу. Мы любили его так называть. Не каждый мог похвастаться тем, что в детстве тропа из одуванчиков, окруженная аллеей из елей, приводила к двухэтажному бревенчатому дому, с массивным крыльцом и широкой лестницей. Сам дом был окружен дивным садом из боярышника и вишни, а прямо перед его крыльцом разросся вековой дуб, у которого стояло старое пианино. От времени дерево подгнило, клавиши стали западать, а струны проржавели. Мы, когда были маленькие то, часто играли возле него. Люди из Белой Поляны редко бывали в этих местах. Его мрачное крыльцо с двумя облезшими колоннами пугало их, а резная высокая калитка перед домом, обвитая диким вьюном, что замерзал в морозы, смотрелась со стороны жутко.
Мне нравился одинокий дом, когда лучи солнца проникали через ветви деревьев то, казалось, что он находился в паутине из света. Именно свет солнца делал его не таким мрачным, как при свете луны. Я всегда чувствовала особенную прелесть, когда шла по заснеженной дороге в дивный дом при свете дня. Приятным было ощущение, когда сапожки утопали в хрустящем снегу и словно детство вернулась.
Сегодня все было иначе. Вокруг нас была глубокая ночь. Старое место уже не казалось таким волшебным как прежде. Я проглотила ком во рту из слюны, слушая, как Полянка что-то рассказывала. Неужели тени, что отбрасывают деревья, не пугают ее? Идея с походом в лес уже не казалась мечтой из детства, и предчувствие было нехорошее. Хотелось придумать что-то серьезное, чтобы сбежать из этого места. Однако я дала слово, и именно данное слово удерживало меня от бегства.
«Не ходи, не ходи, не ходи», – даже показалось, что мысли были не моими. По коже прошелся холодок, я крепче прижала коробки с едой, которые несла.
– Он прекрасен! – звонко смеясь сказала Полянка, пробираясь через сугробы снега к крыльцу, – Спасибо, что согласилась провести ночь перед рождеством в этом доме! Ты же знаешь, как много он значит для нас! Лида, этот дом как старая–старая всеми забытая сказка и я вернулась к ней! А ты?
«Пожалуйста, давай уйдем? Мне страшно… Он такой жуткий, мрачный, древний, я боюсь этого дома в ночи! Мне кажется, что он живой! У меня плохое предчувствие, даже дурное…. От него сводит зубы и хочется бежать, бежать, бежать!» – подумала я, проходя за подругой в дом, но вместо этого спокойно ответила другое:
– Как всегда мрачный. Тут ничего не изменилось.
Дом по–прежнему был одинок: полупустая комната, большие окна без штор, коричневая некрашеная лестница, ведущая на второй этаж, слева от входа был старый кирпичный камин. Вот он весь, как на ладони: холодный, пустой, старый дом. В нем не жили люди больше века, но он не сгнил от времени. Словно годы делали его крепче, как старое древнее существо. Мне всегда казалось, что чем старше становился дом, тем больше он впитывал в себя образы и силуэты. Иногда мне чудилось, что они смотрели на меня: с потолка, со стен и даже из окон, что–то подглядывало за мной. Мне чудилось, что черное, липкое, тягучее ползло ко мне из–за спины по полу, и готово было вот–вот схватить в свои холодные объятья.