Нет! Этого никогда не было. Мама сказала, мне всё приснилось!
– Юва? – Лагалуна подошла к лестнице.
Юва влажной ладонью схватилась за балясину. Отец… В тот вечер он умер. И это её вина. Её позор. Она призвала волка, который забрал его. Призвала дьявола. Мама сказала, что об этом дьяволе она никогда не должна говорить. Потому что это всего лишь сон. Сказка.
Лагалуна потянулась к ней, Юва подняла руку, чтобы заслониться. От чего? Воспоминания перетекали друг в друга до тех пор, пока она не перестала отличать фантазии от действительности. Мама права: она сочиняет. Выдумывает. Всегда.
Юва развернулась и вскарабкалась по лестнице на четвереньках, как зверь, волоча за собой мешок, а потом побежала по длинному коридору в спальню, которой не пользовалась несколько лет.
Она зажгла масляную лампу. Языки пламени лизали пожелтевшее стекло, пока Юва дрожащими руками вынимала из мешка альбом и листала его. Назад, назад, к оторванным листам, к самым старым своим рисункам.
Она отыскала картинку – такую наивную, что ей не могло быть меньше десяти лет. Мужчина с острыми зубами, похожий на зверя. Юва свернула лист и засунула в колбу лампы. Пламя резко вспыхнуло и плюнуло сажей. Юва перевернула лист и оставила его гореть до тех пор, пока пламя не коснулось пальцев. Только тогда она бросила лист.
Последний уголок рисунка полетел на пол. Он свернулся в хрупкий, чёрный, искрящийся шар, а потом потух.
Юва вынула из кармана ягоды клыкарышника и принялась жевать их. Ей казалось, её саму пережевали. Чувство вины пожирало её с детства, оно вгрызлось в тело и застряло. Она поступала так, как велела мама, и делала вид, что ничего не случилось. Ей сказали, что отца ранили на охоте. Он умер от лихорадки. Но это не так. Отца убили здесь, в зале, потому что она выманила волков. Они были повсюду.
В лесу, в крови, в снах, на стенах… Даже между камнями круга Наклы. И они скоро проснутся.
Волчья хворь
Юва отхлебнула ржаной водки и посмотрела на мужчину, присевшего за её столик на той переполненной людьми половине Шкурного двора, которую занимал постоялый двор. Он сидел спиной к огромному винному бочонку в стенной нише. Она не хотела ни с кем разговаривать и уже собиралась встать и сбежать в охотничью часть заведения, где можно посидеть спокойно. Но мужчина достал книгу и начал читать, не обращая внимания на её присутствие.
Значит, не худший вариант.
После короткой беседы она узнала, что его зовут Лодд, он прибыл из Ундста и читает священную книгу. Фанатик. Почти худший вариант. Но она осталась сидеть за столом. Хорошо, что он может отвлечь её от хаоса в голове и размышлений о маме и долговечном, о чувстве стыда и о кошмаре, который случился с ней дома.
– Я не говорю, что у вас нет веры, – сказал Лодд. – Я говорю, вы украли то, во что веруете.
– Все крадут то, во что веруют. Или ты считаешь, что твои боги были первыми?
– У нас только один Бог.
Юва закатила глаза.
– И вы считаете, что вашего единственного бога похитил Наклав?
Он рассмеялся, и смех сделал его почти красивым. Он склонился к Юве и оперся локтями о стол.
– Нет, вы не крали Бога, вы украли дьявола. А это многое говорит о наклавцах, не так ли? У вас есть десяток богов, но ни одному из них вы не поклоняетесь. В городе и один храм с трудом сыщется, за исключением храма Юль, но даже он больше похож на зал для праздников. Нет, единственный, к кому вы питаете настоящую страсть, это дьявол. А он пришёл от нас.
– Ты ошибаешься, Лодд. У нас всегда был дьявол. У нас есть старинные сказания о нём.
Лодд поднял указательный палец.
– Ты веришь, что они у вас есть, но у вас был волк. Жители Шлокны были одержимы волком с рассвета времён. Но потом вы приправили свои мифы нашим дьяволом, и они стали единым целым. Дьявол и волк.
Юва пожала плечами.
– А в Руве змея. И что? Это называется не «украсть», а «научиться». В Наклав приезжает больше людей, чем в любой другой город мира, и мы научились обходиться без помощи богов.
– Да что ты говоришь? – он вновь откинулся назад. – Зубы волка в качестве талисманов от болезней? Портовые грузчики, которые находят знаки в рыбьих потрохах? Уж не говоря о Фонарном переулке – там-то очень многолюдно. А разве знаменитых наклавских чтиц крови нельзя назвать своего рода богами для тех, кто способен заплатить им за ответы?
– Ты хочешь сказать, заплатить за выдумки?
Казалось, её ответ удивил Лодда, но он лишь шире улыбнулся, и Юва могла поклясться, что он внезапно сделался крайне притягательным. После Рюгена она не прикасалась ни к одному мужчине. Проклятый Рюген… Пара месяцев сладких слов – и она лишилась сорока рун. Он украл их перед тем, как испариться. Юва сжала ногами свой мешок, чтобы удостовериться, что он по-прежнему на месте.