— Э, чтоб вас черти драли, — сплюнул Кешбек, потеряв азарт.
Владимир подошёл к нему и дал хороший щелбан.
— Э, брат, больно же!
— Чтобы больше такого не было.
— А я-то здесь причем?
— Дашку подначивал.
Кешбек возмутился словами друга.
— Ты хочешь сказать, что корова понимает меня? — Казах приложил оба указательных пальца к голове, словно это были рога, и легонько боднул в бок Владимиру. — Му! Му! И выполняет мои приказы? Эх, брат, не зря про тебя говорят, что ты странный.
Владимир перестал улыбаться. Новость его неприятно удивила.
— Да про меня, вроде, всегда так говорили.
— Хех! Говорили, а вчера ещё и доказал, — гоготнул Кешбек. — Вся деревня на ушах стоит: Тимеркут с банной русалкой целовался!
Кешбек заржал, но быстро остановился, увидев поникшего Владимира. Он хотел было его приободрить, крепко схватить за плечо и встряхнуть, но не дотянулся. То ли сам был слишком короткий, то ли Владимир высокий. Пришлось казаху подбирать нужные слова для речи, что не всегда у него получалось.
— Ты это… Не переживай, брат.
"Фух! — подумал про себя Кешбек. — Еле успокоил".
Владимир вздохнул и вернулся к корове, чтобы развязать ее. Дашка успокоилась, слегка нервничала из-за непривычной позы, но ласка Тимоши сделали своё дело.
Дашка встала на ноги, но опять взбеленилась, увидев рядом с собой Кешбека. Она дико замычала и рванула в лес, унося с собой забор. Владимир даже не успел сообразить, что произошло. Зато Тимоша сделал петлю и накинул на рога, но его крошечного веса было недостаточно, чтобы задержать Дашку. Вслед за ней он так и улетел.
— Ну и чертовщина у тебя здесь происходит, — произнёс Кешбек, пуская дым.
У Владимира не было ни слов, ни сил, чтобы хоть что-то сделать. Он умылся из ближайшего ведра с водой и в молчании отправился работать на поле. Хотя его сопровождал весёлый Кешбек с вечно тлеющей самокруткой, он совсем не слышал его слов. Владимир провёл весь день, словно находясь в тумане, и только к вечеру голова стала проясняться.
Деревенские начали разбредаться по домам, а Владимир и Кешбек сели под берёзу, чтобы отдохнуть. Тут-то Владимир и почувствовал, что он с утра ничего не ел. Живот заурчал и внутри желудка образовалась воронка, которая затягивала внутрь себя всё. Он схватился за живот. Кешбек зорким взглядом это заметил.
— Наконец-то ты созрел! А то весь день без перерыва оттарабанил, я даже беспокоиться начал за тебя.
Он развернул свой узелок и разложил еду на ткани. Без стеснения Владимир принялся запихивать в рот всё, до чего руки дотянулись. Кешбек усмехнулся и опять взялся за любимое занятие.
— Я горжусь тобой. Ты молодец. Над тобой потешались, а ты даже внимания не обратил, настоящий мужик, — сказал он и пустил густое облако.
Владимир оторвался от еды.
— Я ничего не слышал. Кто надо мной потешался?
— В поле, когда работали, подходили всякие, пытались тебя задеть. Чего, мол, баб не хватает, на нежить бросаешься, титьки мять. А ты усердно работаешь и не отвечаешь, типа весь в работе. И это правильно, кто будет за них, дураков, картошку окучивать. Пришли, бездари, языком чесать, а по осени громче всех орать будут, что они спины надрывали и им больше урожая положено.
— Да это всё от недосыпа. Я почти не спал из-за этой бани! Ещё и банница мозги запудрила…
— Красивая что ль была?
— Да, раз уж про соседку забыл.
— Хе-хе, кипяток, наверно, напомнил? — лукаво спросил Кешбек.
Владимир расстроено выдохнул. Все подробности соседка растрепала. Если уж и кипяток упомянула, то, скорее всего, теперь вся бабья половина деревни знает, как выглядит нижняя его часть.
— А про "это" не говорила она?
Кешбек задумался. Видимо, не понял, какое слово подразумевалось.
— Ну, про размер, — подсказал Владимир.
Кешбек плюнул.
— Брат, я пока ещё в своем уме, да! Я готов с тобой обсуждать женские прелести, но не мужицкие висюльки! Алла сакласын.
Опять Владимир грустно вздохнул. В унылом настроении он доел еду, вытряхнул крошки с платка, сложил и отдал Кешбеку.
— Поел? Вот и славно, — Кешбек вскочил на ноги и отряхнул ладони. — Перестань унывать, невыносимо видеть твоё страдальческое лицо.
Владимир натянуто улыбнулся.
— Я тут кое-что услышал, пока ты работал в поте лица. Конюхи шушукались, что на болоте рогоз расцвел золотым цветом. Смекаешь, о чём я?
— Нет, не понимаю.
— Э, брат, ты должен знать! Золотое цветение рогоза указывает на золото. Увидеть это свечение можно в тёплую летнюю ночь, только тогда растению хватает силы расцвести как следует. Золото его подпитывает. И нам очень повезло, что в том болоте живут русалки, а два братца-конюха их до смерти боятся. Пока они будут думать, как обойти нежить, мы их опередим.
— Здорово, конечно. А зачем нам золото?
— Я бы себе зубы вставил. Всегда мечтал о золотом наборе.
Кешбек широко улыбнулся. Глаза совсем скрылись за складками кожи, зато показалась огромная улыбка с корявыми зубами.
— Вот не пойму, брат, какого лешего, такая красивая девушка как Бибигуль вышла за тебя замуж?
— А что не так? Я парень красивый, — задумчиво произнёс Кешбек. — А ещё у меня было много овец приданного. Короче, повезло ей.
— Это точно: готовить, прибирать дом, ухаживать за скотиной, воспитывать детей. Ты ей хоть иногда помогаешь?
— Ага, — кивнул радостно головой Кешбек. — Вчера она попросила форточку открыть, я и открыл, а то она не дотягивалась.
Владимир чуть ли не психанул и еле сдержал свои эмоции. Кешбек тут же к нему подскочил.
— Брат, успокойся! Шучу я, шучу!
Его слова Владимира немного успокоили, но он ещё выглядел напряжённым.
— Ты что и вправду думаешь, что я могу так поступить с моей хатын? Я люблю её. К тому же, она мне просто башку свернёт, если я её в чём-то ослушаюсь. Нет, брат, этого женщина терпеть не будет. Тигрица! Один раз рыкнет и я бегу выполнять приказ.
Владимир приосунулся. Он, конечно же, не желал другу ничего плохого и был рад, что в его семье царил мир и порядок, однако взыгравшие в нём чувства теперь не давали ему покоя. Хотелось кого-то спасти или защитить. В общем, проявить свою мужественность и получить за это награду.
— Ты не слышал, брат, может кому в деревне помощь нужна, дрова поколоть или шкаф переставить?
— Не слышал. А ты не наработался что ли?
— Тоскливо мне. Хочется сделать кому-нибудь, а лучше женщине, доброе дело, да только, видимо, никому это не нужно.
— Нужно, зря ты так думаешь. Просто о тебе распустили слушок, бабы каждое слово будут обсасывать, а как почешут языки да возьмутся за домашние дела, так сразу вспомнят о тебе. А пока это бесполезно. Лучше давай подготовимся к вылазке. Завтра полнолуние, всякая шваль будет таскаться возле леса.
Владимир призадумался.
— Лучше всех с полнолунием справляется баба Яга, можно к ней зайти.
Кешбек, услышав имя ведьмы, даже выронил самокрутку.
— Ну её нафиг, старую стерву. Никак не подохнет из-за проклятого дара. Сейчас к ней припрёмся, она ныть начнет, как ей плохо. Зачем нам это надо? Сами справимся.
— Затем, чтобы не плутать в лесу как в прошлый раз.
— Неплохо повеселились! Надо будет ещё раз за теми грибами сходить. Мы Алмазу так ничего и не оставили.
— Алмаз — редкий вид, не надо его травить. Пойдем к бабе Яге.
До ведьмы было идти довольно прилично. Баба Яга давно жила отшельницей в глубине дремучего леса. Деревенские редко её беспокоили, чаще всего, чтобы проведать старуху. Вдруг она умерла? В таком случае можно было бы поискать в избушке чего-нибудь ценного. Но люди приходили, а она никак не умирала, хотя и жаловалась на длинную жизнь. Ведьма намекала местным, что ей надо привести девушку, которой она передала бы свой дар, тогда бы им не надо было больше её навещать. Но ни одному человеку не хотелось отдавать свою дочь. Мало ли, что придумала ненормальная женщина на старости лет. Поэтому все ждали, когда она сама загнётся.