После резни, учиненной жителями пустыни накануне контрнаступления, командованию будет не до разборок. Может быть, им даже удастся избежать расстрела и продолжить службу в Легионе.
«А надо ли оно тебе?», — спросил Табас сам себя и понял, что нет, не надо. Больше всего на свете он хотел вернуться домой к матери, хоть с небольшими, но всё-таки сбережениями. В конце концов, можно было продать автомат и снаряжение, а потом снова завербоваться. Только куда-нибудь на север, подальше от осточертевшей пустыни и дикарей. И от Дома Адмет с их «белыми штанами». Пусть считают, что он пропал без вести.
Старик задумался на пару секунд, прищурившись, а затем сказал:
— Что ж, резонно. Что там у вас?
— Десять суточных пайков.
Хозяин машины сделал вид, что предложение его оскорбило:
— Де-есять? — протянул он, уперев руки в бока. — Нет, не поеду. Смысла нет. Двадцать. — Назвал он свою цену и уставился на Ибара.
— Пятнадцать.
На самом деле, Табас и Ибар могли ему хоть тридцать карточек дать: всё равно в окопах этими талонами можно было лишь подтереться — никаких продуктов по ним интенданты не выдавали, предпочитая сбагривать солдатне всякую гниль.
— Пойдёт, — кивнул старикан, донельзя довольный сделкой. — Заходите в квартиру, посидите, пока я буду собираться. Пить хотите?
Разговорившийся хозяин провёл дезертиров в квартиру, которой явно не хватало женской руки. Повсюду пыль, горы нестиранной одежды, мусор, окурки, пустые бутылки. Немытая посуда с засохшей коркой грязи стояла даже на прокуренном и засаленном красном диване, который был, наверное, старше Табаса раза в два.
Пока Ибар с хозяином о чем-то толковали на кухне, наёмник, едва не споткнувшись о пластмассовый таз с замоченным бельём, прошёл в ванную комнату, где с наслаждением вымыл руки и умылся в раковине, по стенке которой протянулся коричневый ручеёк ржавчины. Вода пахла старыми трубами и канализацией, но очень приятно освежала. В конце концов, Табас просто сунул голову под кран и стоял секунд десять, пока ему на затылок лилась тонкая холодная струйка, впивавшаяся в кожу, как игла, бодрящая и успокаивающая одновременно.
Когда молодой наёмник выпрямился, то увидел, что после него на стенках раковины остались крупные коричневые песчинки.
— Поехали, — незаметно подошедший Ибар заставил Табаса вздрогнуть.
Рюкзаки забросили в багажник, сами уселись в салон: обожжённый солдат спереди, а его молодой коллега — сзади.
После первой неудачной попытки завестись, старик сплюнул, выругался и, выйдя из машины, полез под капот. Оттуда то и дело раздавалось металлическое постукивание. Табас открыл окно и, развалившись на сиденье, вдыхал тёплый южный ветер, ерошивший мокрые волосы и охлаждавший тело там, где камуфляж был мокрым из-за воды, стекшей с головы.
Хорошо знакомый звук раздался где-то на юго-западе.
Гулкие, будто уходящие в землю, хлопки и свист — поначалу неслышный, тонкий. С каждой секундой он становился громче и громче, но расслабленный Табас всё ещё не осознавал в полной мере, что это было.
У дикарей не было артиллерии в привычном понимании этого слова, поэтому у наёмника не выработались необходимые рефлексы. Первые несколько мгновений он сидел, недоуменно глядя в пронзительно синее небо и пытаясь понять, как реагировать на то, что он видел.
Ибар, занявший пассажирское кресло, дёрнулся, завертел головой, чтобы лучше рассмотреть, что творится в небе, вполголоса выругался и, выскочив из машины, закричал водителю:
— Живее! Живее давай!
Табас вылез следом за напарником.
— А? — старик оторвался от двигателя и посмотрел наверх, откуда на город стремительно надвигалось нечто, очень уж характерно шуршаще-свистящее и оставляющее за собой белые инверсионные следы.
Первый залп лёг с перелетом в пару километров. Жахнуло так, что заложило уши. По сонным улицам прокатилась волна горячего воздуха, полного пыли, песка и гари. Огромные, похожие на грибы, столбы пламени и черного жирного дыма взметнулись на десятки метров, разбрасывая вокруг землю, осколки камня и вырванные с корнем деревья.
— Заводи, блядь! — рявкнул Ибар, отвешивая подзатыльник старику, и тот, вскрикнув, исчез под капотом. Оглушенный Табас стоял, оглядываясь по сторонам, и не понимая, что ему делать.
— Это же тумбочки!.. — ошарашено сказал он Ибару, который метался рядом с машиной, как загнанный в угол зверь.
— Сам знаю! — прорычал он, и Табасу стало не по себе от того, как перекосило лицо его напарника от еле сдерживаемой паники.