— Верите ли вы, святой отец, что ваша Церковь через триста тридцать три года будет существовать и вершить суд так же, как и сегодня?
— Разумеется верю, — ответил святогорец.
— Тогда докажите это: давайте встретимся снова через триста тридцать три года в это же время, за ужином, и тогда вы вынесете мне тот приговор, который вынесли бы сегодня.
Святогорец, не желая показать свою растерянность перед лицом представителей западной доктрины, спокойно ответил, что согласен. Он не стал заверять приговор, поэтому ведьма провела еще один день у столба Орландо перед церковью Святого Влаха, а потом была помилована, а брат Радич, в келье которого нашли несколько тысяч ключей, был сослан в один из монастырей Апулии. Эти ключи, помеченные специальным значком и одевающиеся на палец, как кольцо, с тем чтобы ими можно было пользоваться не снимая с руки, оставались в обиходе вплоть до 1944 года.
Это был год начала отступления немецких оккупационных войск из Греции и с острова Крит, когда немцы, бросая при отходе свою технику, оставили среди возвышающихся над Дубровником каменистых скал какую-то машину, принадлежавшую инженерно-строительным войскам. В ничейную ночь, наступившую между уходом последних немецких подразделений и прибытием в дубровницкий порт первых партизанских судов, крестьяне, жившие на горе Срдж, растащили машину на части, так что утром на ее месте осталось только огромное желтое колесо, слишком большое для того, что бы его можно было унести и использовать для какого-нибудь дела. Предоставленное дождям и ветрам, оно пролежало среди камней вплоть до 1950 года. В тот год один молодой, только что получивший образование учитель, приехавший из провинции, устроился в Дубровнике преподавателем в школу ресторанного бизнеса, расположенную на вилле «Рожалия» рядом с отелем «Эксельсиор». Не найдя квартиру в городе, он на первое время снял комнату в селе за Срджем и каждый вечер возвращался домой пешком по дубровницкому взгорью. Плату хозяйка брала небольшую, и почти единственным неудобством оказалось то, что дом, в котором он поселился, относился к числу нескольких домов, принадлежавших переселенцам из Герцеговины, которые пользовались старым восточным календарем, поэтому платить за квартиру надо было не в конце, а в середине месяца. Некоторые жители села даже утверждали, что колокольни Дубровника и слышимые в селе почти одновременно с ними колокольни герцеговинских церквей вызванивают разное время, а сам учитель с удивлением обнаружил, что его хозяйка всегда знает, по какой именно колокольне поставлены в доме часы. Вторым неудобством было то, что от школы до дома был целый час ходьбы. Именно поэтому у учителя сложилась привычка по дороге от предместья Плоче до вершины Срджа, то есть примерно на середине пути, делать остановку среди каменистых скал и отдыхать, сидя на огромном желтом колесе, лежавшем в этом пустынном месте еще со времен оккупации. Однажды вечером, когда он возвращался из города домой и любовался видом Плоче, расположенного на крутом, спускающемся к морю склоне, изрезанном дорогами и испещренном домами и автомобилями, он увидел, что на желтом колесе, играя, качаются дети. Дойдя до колеса, он и сам попробовал немного покачаться. Оказалось, что это приятно и необыкновенно легко. Он стал раскачиваться сильнее, но от этого колесо вдруг встало дыбом, сбросив его на землю, и покатилось вниз по склону. Изумленный учитель попытался было его остановить, но колесо, не встречая на своем пути крупных камней и стремительно набирая скорость, катилось под гору. Учитель как сумасшедший с криком ринулся за ним вниз, но оно быстро исчезло из поля зрения и, набрав бешеную скорость, всей своей тяжестью рухнуло с обрыва как раз туда, где должен был находиться въезд в город. Какое-то время был слышен только шум падающих камней, а потом откуда-то издалека, снизу, с берега, донесся страшный грохот, сменившийся полной тишиной. Обезумевший учитель побежал обратно к предместью Плоче той же дорогой, по которой он только что поднимался наверх, и внизу принялся взволнованно расспрашивать прохожих, но ему не удалось ничего ни увидеть, ни услышать. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, а на следующее утро встал до зари и пошел и город купить газету, однако и в газете не было ни слова о каком-нибудь несчастном случае в Плоче, а тем более о жертвах, смертях или чем-то в этом роде. Все это показалось учителю очень странным, а неизвестность, которой не было видно конца, сводила его с ума.