Помимо посещения архивов, я провела в Польше, Венгрии и Германии серию интервью с очевидцами описываемых в книге событий. Это позволило почувствовать, как воспринимали утверждение тоталитаризма современники, что они при этом переживали и о чем думали. Я отдаю себе отчет в том, что это, вероятно, была последняя возможность поговорить с некоторыми из них, поскольку, пока работа над книгой продолжалась, несколько моих собеседников скончались. Я остаюсь глубоко признательной им лично и их семьям за то, что мне было позволено побеседовать с ними о минувшем.
В ходе этого исследования решались разные задачи. В исторических документах я выискивала свидетельства целенаправленного уничтожения гражданского общества и малого бизнеса. Я изучала социалистический реализм и коммунистическую систему образования. Я стремилась проследить создание коммунистических спецслужб с самых ранних этапов. Читая литературу и разговаривая с людьми, я пыталась понять, как оценивали новые режимы самые простые граждане; как они сотрудничали с новой властью, добровольно или принудительно; что заставляло их присоединяться к партии и прочим государственным институциям; каким образом они сопротивлялись, активно или пассивно; как они справлялись с ситуациями ужасного выбора, с которыми нам, людям современного Запада, никогда не доведется столкнуться. И, самое главное, мне хотелось постичь реальность тоталитаризма — не теоретического, а практического, а также представить себе то, как он калечил жизни миллионов европейцев XX столетия.
Часть первая
Ложный рассвет
Глава 1
Час испытаний
Безумная оргия руин, где перемешаны обрывки проводов, изуродованные тела и трупы лошадей, обвалившиеся обломки взорванных мостов и разбитые орудия, разбросанные боеприпасы, ночные горшки и ржавые тазы, всякий хлам и лошадиные внутренности, которые плавают в лужах грязи и крови, разбитые машины и искореженные танки — таков отпечаток ужасающих страданий, пережитых этим городом.
Как найти слова, чтобы достоверно и точно рассказать о великой столице, разрушенной почти до неузнаваемости, о некогда могущественной нации, прекратившей существование, о побежденных людях, столь слепо веривших в то, что они есть раса господ… и ныне копающихся в руинах, сломленных, потрясенных, дрожащих от холода, голодных, утративших волю, ориентиры и сам смысл жизни?
Мне казалось, что я шагаю по трупам и что в любой момент под ногой может оказаться лужа крови.
Взрывы авиабомб гремели всю ночь, а орудийные залпы раздавались весь день. Повсюду в Восточной Европе свист падающих бомб, треск пулеметов, скрежет танков, пылающие здания свидетельствовали о приближении Красной армии. По мере того как линия фронта приближалась, ходуном ходила земля, содрогались стены, плакали дети. А потом все вдруг прекратилось.
С концом любой войны воцаряется внезапная тишина. «Ночь была неестественно тихой», — записала неизвестная жительница Берлина в самом конце войны. Выглянув за порог 27 апреля 1945 года, она не увидела никого из горожан: «Ни одного гражданского. На улицах обосновались одни русские. Но из каждого подвала доносится шепот, оттуда веет страхом. Можно ли было представить такой невероятно страшный мир прямо посреди огромного города?»[40]
Утром 12 февраля 1945 года, когда осада завершилась, венгерский служащий внимал такому же молчанию на улицах Будапешта. «Я отправился в район королевского дворца — там ни единой души. Затем вышел на улицу Вербожи — и там никого, только мертвые тела и руины, разбитые повозки и телеги. Пошел на площадь Шентаромсаг с намерением заглянуть в городской совет, может быть, там кого-то встречу. Пусто. Все перевернуто вверх дном — и никого»[41].
39
Marcin Zaremba. Wielka Trwoga: Polska 1944–1947, Ludowa reakcja na kryzys. Warsaw, 2012. P. 71 (нумерация страниц здесь дается по рукописи, подготовленной к публикации).
41
Krisztián Ungváry. The Siege of Budapest: 100 Days in World War II. New York, 2005. P. 324–325.