Иначе говоря, к 1950 году Польская лига женщин превратилась в женскую секцию коммунистической партии. В своем новом качестве она вдохновляла женщин следовать партийной линии во внутриполитических и международных вопросах. Она призывала своих сторонниц выходить на первомайские парады и обличать западный империализм. Она формировала команды агитаторов, которых на специальных курсах обучали тому, как нести послание партии в массы. Женщины, которым все это не нравилось, например те, кто отказывался выходить на демонстрации или отмечать день рождения Сталина, исключались из рядов Лиги или покидали ее сами. Среди оставшихся больше не было волонтеров; это были бюрократки, обслуживающие интересы государства и коммунистической партии.
Прошло всего пять лет, но за эти годы Польская лига женщин и множество других общественных организаций пережили полнейшее перерождение. Что же случилось? Чем были обусловлены эти изменения? И почему народ согласился с ними? Идея этой книги в том, чтобы ответить на эти вопросы.
Хотя термин «тоталитарный» чаще всего использовали для описания нацистской Германии или сталинского Советского Союза, впервые понятие totalitarismo вошло в интеллектуальный оборот в контексте итальянского фашизма. Бенито Муссолини с энтузиазмом воспринял слово, придуманное одним из критиков его режима, и в одной из своих речей предложил формулировку, до сих пор остающуюся наилучшим его определением: «Все внутри государства, ничего вне государства и ничего против государства»[3].
Строго говоря, тоталитарным называют режим, который упраздняет все институты за исключением тех, которые санкционированы официально. При тоталитарном режиме, таким образом, есть одна политическая партия, одна образовательная система, одно кредо в искусстве, одна централизованная плановая экономика, одно направление СМИ и один моральный кодекс. В тоталитарном государстве отсутствуют независимые школы, нет гражданского общества и критической мысли. Муссолини и его любимый философ Джованни Джентиле в свое время писали о государстве как о сущности, которая «объемлет собою все» и за пределами которой «ни человеческие, ни духовные ценности не могут существовать»[4].
Из итальянского слово «тоталитаризм» перекочевало в другие европейские и мировые языки. После смерти Муссолини у концепта, однако, не осталось открытых защитников, и уточнять его значение принялись критики, среди которых были величайшие мыслители XX столетия[5]. Философский отклик проблематика тоталитаризма нашла в работах «Дорога к рабству» Фридриха фон Хайека и «Открытое общество и его враги» Карла Поппера. А роман «1984» Джорджа Оруэлла рисует антиутопическую картину мира, в котором безраздельно властвуют тоталитарные режимы.
Пожалуй, наиболее выдающимся исследователем тоталитарной политики стала Ханна Арендт, которая в написанной в 1949 году книге «Истоки тоталитаризма» определила это явление как «новую форму правления», появившуюся благодаря пришествию modernity. Разрушение традиционных обществ и способов жизни, заявляла она, создает условия для возникновения «тоталитарной личности», мужчин и женщин, чья идентичность полностью зависит от государства. По ее словам, тоталитарными режимами являлись как нацистская Германия, так и Советский Союз; в этом смысле между ними больше сходств, нежели различий[6]. Карл Фридрих и Збигнев Бжезинский продолжили эту линию аргументации в 1956 году, опубликовав работу «Тоталитарная диктатура и автократия». Эти авторы также пытались выработать наиболее емкое определение понятия. По их мнению, все тоталитарные режимы имеют по меньшей мере пять общих признаков: доминирующую идеологию; единственную правящую партию; готовую к использованию террора тайную полицию; монополию на информацию и плановую экономику. Исходя из этих критериев, советский и нацистский режимы не были единственными тоталитарными государствами; в их число попадали и другие страны, в частности маоистский Китай[7].
Но к концу 1940-х — началу 1950-х годов тоталитаризм превратился в нечто большее, нежели просто теоретический концепт. На заре холодной войны термин обрел вполне конкретное политическое звучание. В знаменитой речи, произнесенной в Конгрессе в марте 1947 года, президент США Гарри Трумэн заявил, что американцы «должны поддерживать свободные нации, их демократические учреждения и их национальную целостность против агрессивных устремлений со стороны тоталитарных режимов»[8]. Эта идея получила известность как «доктрина Трумэна». Дуайт Эйзенхауэр также упоминал лексику, связанную с тоталитаризмом, в ходе президентской кампании 1952 года, когда объявлял о своем желании отправиться в Корею и положить конец идущей там войне: «Я хорошо знаю, как устроено тоталитарное сознание. На протяжении Второй мировой войны мне приходилось нести тяжелое бремя решений, участвуя в крестовом походе свободного мира против угрожавшей нам всем тирании»[9].
3
Впервые термин прозвучал в 1923 году из уст Джованни Амендола, одного из оппонентов Муссолини. Но уже в 1925-м дуче с энтузиазмом подхватил его, а затем новое понятие широко использовалось главным теоретиком итальянского фашизма Джованни Джентиле. Подробнее см.: Abbott Gleason. Totalitarianism: The Inner History of the Cold War. Oxford, 1995. Р. 13–18.
5
Обзор дискуссии по этому вопросу см. в упомянутой работе Эббота Глисона, а также во введении Майкла Гейера и Шейлы Фицпатрик к книге: Michael Geyer, Sheila Fitzpatrick. Introduction. Beyond Totalitarianism: Stalinism and Nazism Compared. Cambridge, 2009. [Русский перевод: Майкл Гейер и Шейла Фицпатрик, ред. За рамками тоталитаризма. Сравнительные исследования сталинизма и нацизма. Москва, 2011. — Прим. перев.]
7
Carl Friedrich, Zbigniew Brzezinski. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, 1956.
8
См.: http://www.trumanlibrary.org/whistlestop/study_collections/doctrine/large/index.php
9
Цит. по: Gregory Bush. Campaign Speeches of American Presidential Candidates, 1948–1984. New York, 1985. P. 42.