Коммунистическая идеология и экономическая теория марксизма-ленинизма содержали в некотором смысле внутренний источник разложения. Претензии восточноевропейских правительств на легитимность основывались на обещаниях будущего процветания и повышения жизненного уровня, которые, как предполагалось, были гарантированы «научностью» марксизма. Плакаты и транспаранты, торжественные речи и газетные передовицы, радиотрансляции, а потом и телевизионные передачи — все это пропагандировало экономический рост. И хотя определенная позитивная динамика действительно имела место, рост никогда не был таким высоким, как это представлялось в пропагандистских материалах. Повышение жизненных стандартов на Востоке не успевало за их совершенствованием на Западе, и скрывать этот факт на протяжении длительного времени было невозможно. В 1950 году Польша и Испания имели очень близкие показатели ВВП. Но к 1988 году польский ВВП вырос в два с половиной раза, а испанский ВВП — в тринадцать раз[1347]. Радио «Свободная Европа», зарубежные командировки и туризм помогали осознать эту пропасть, которая расширялась по мере того, как технологическая революция в Западной Европе набирала темп. Цинизм и разочарование охватывали даже тех, кто поначалу верил в систему. Улыбающиеся молодые коммунисты 1950-х годов уступили место угрюмым и апатичным рабочим 1970-х, циничным студентам и интеллектуалам 1980-х, эмигрантам и диссидентам. Разумеется, у системы всегда были сторонники, число которых даже увеличилось после того, как правительства некоторых стран Восточной Европы, чтобы обеспечить более высокий уровень потребления, стали занимать деньги у западных банков. Многочисленные бенефициары лукаво демонстрировали преданность режиму, а те, кто пользовался плодами политики «социального продвижения», продолжали преуспевать в рядах бюрократии. Но хотя некоторые восточные европейцы в поздние годы с ностальгией относились к коммунистическому идеализму, примечательно, что после 1989 года ни одна политическая партия даже не пыталась восстановить коммунистическую экономику.
В конечном итоге разрыв между реальностью и идеологией заставлял коммунистические партии продолжать поддерживать поток бессмысленных лозунгов, хотя было ясно, что они лишены смысла. Как утверждает философ Роджер Скрутон, марксизм до такой степени отгородился от жизни паутиной того, что Оруэлл однажды назвал новоязом, что спорить с ним было просто бессмысленно: «Факты больше не имели никакой связи с теорией, которая парила над жизнью облаком полнейшей чепухи, словно какая-то теологическая система. Причем нужно было не столько верить в теорию, сколько ритуально повторять ее постулаты, пренебрегая любыми сомнениями… В итоге понятие истины исчезало из интеллектуального ландшафта, заменяясь понятием власти»[1348]. Поскольку люди были не в состоянии отличить правду от идеологической фикции, они не могли разрешать или хотя бы описывать усугубляющиеся социально-экономические проблемы тех обществ, в которых жили.
С течением времени политические оппоненты коммунистических режимов начали понимать эту внутреннюю слабость тоталитаризма советского типа. В блестящем эссе «Сила бессильных», написанном в 1978 году, чешский диссидент Вацлав Гавел призвал соотечественников извлекать выгоду из одержимости правителей тотальным контролем. Если государство желает монополизировать все сферы человеческой деятельности, писал он, то каждый мыслящий гражданин обязан работать над созданием альтернатив. Он призывал сограждан сохранять «независимую общественную жизнь», под которой подразумевалось многое, «от самообразования, размышлений о мире, свободной творческой деятельности и контактов с другими до самых разнообразных свободных гражданских отношений, включающих все формы независимой самоорганизации»[1349]. Он также убеждал их избавиться от лжи и бессмысленного набора слов и «жить по правде», то есть говорить и действовать так, будто коммунистического режима вообще нет.
1347
Henryk Domański. The Middle Class in Transition from Communist to Capitalist Society // Edmund Mokrzycki, Sven Eliason, eds. Building Democracy and Civil Society East of the Elbe. New York, 2006. P. 95.
1348
Беседа с Роджером Скрутоном, 6 июня 2012; см. также Barbara Day. The Velvet Philosophers. London, 1999.
1349
Vaclav Havel et al. The Power of the Powerless: Citizens Against the State in Central-Eastern Europe. London, 1985. P. 39.