По сравнению с Ульбрихтом лидер польских коммунистов Болеслав Берут был персонажем еще менее публичным; о нем известно настолько мало, что даже место его рождения точно не выяснено. Вероятно, его семья была из Восточной Польши, до 1917 года входившей в Российскую империю. Ребенок, по-видимому, посещал русскую школу. Подобно родителям Сталина, родители Берута очень хотели, чтобы их сын стал священником. Но после того как молодой человек принял участие в революционных стачках, охвативших империю в 1905 году, его выгнали из школы. Он вынужден был искать себе работу. Согласно некоторым источникам, он присоединился к масонам, но другие источники эту информацию не подтверждают. Все, однако, единодушны в том, что он очень рано вступил в партию и в 1920-е годы обучался в школе Коминтерна в Москве. До войны он не занимал высоких постов в рядах польских коммунистов, а в стране его практически не знали. Вместе с тем, подобно Ульбрихту, он стал доверенным лицом Коминтерна и на деньги ВКП(б) неоднократно выезжал в Австрию, Чехословакию и Болгарию. В какой-то момент он даже состоял в руководстве Болгарской коммунистической партии. Его работа в Софии, как и в других местах, заключалась в том, чтобы следить за неукоснительным соблюдением сталинской линии местными коммунистами[181].
Деятельность Берута в годы Второй мировой войны окутана завесой тайны. Известно, что в 1939 году он жил в Варшаве, после начала германского вторжения в Польшу перебрался в Советский Союз и оставался в Киеве до мая 1941 года. Для польского коммуниста того периода это было весьма необычное место пребывания: в большинстве своем они отправлялись в подвергаемые советизации регионы Западной Украины и Западной Белоруссии, где им предлагались ответственные посты, а некоторые уезжали в другие регионы СССР. После 1941 года картина становится еще более туманной. В секретной биографической справке, подготовленной международным отделом ВКП(б) в 1944 году, говорится, что «с момента нападения Гитлера на Советский Союз информация о Беруте отсутствует»[182]. Польский коммунист, встретивший его в Варшаве в конце войны, вспоминает: «Мы ничего не знали о его прошлом. Он просто появился ниоткуда»[183].
По некоторым сведениям, в июне 1941 года, когда началось гитлеровское вторжение в СССР, Берут был в Белостоке, откуда отправился в Минск. Но в белорусской столице его следы теряются. В Минске у него были любовница и ребенок; подобно другим революционерам, он давно простился со своей прежней семьей. Он устроился на работу в учрежденную фашистами городскую администрацию, где, скорее всего, выполнял функции советского агента. Ходили слухи, что будущий польский руководитель сотрудничал с гестапо и даже провел часть войны в Берлине[184]. Говорили также и о том, что на протяжении всей своей карьеры он оставался секретным сотрудником НКВД[185].
Истиной может оказаться и то и другое: Берут мог просто несколько раз сменить знамена. Сталин, как известно, предпочитал продвигать людей, за которыми числились какие-то тайны, которые служили дополнительными инструментами контроля. Поскольку особого доверия к польским коммунистам у него не было, он вполне мог предпочесть осведомителя Берута «истово верующему» Ульбрихту. Ведь веру в коммунизм можно утратить, но шантаж работает вечно.
Какими бы ни были причины этого, но у Берута установились нетипично хорошие отношения с советским руководством, а также наладились каналы коммуникации, закрытые для чужих глаз и ушей. Кроме того, с советской точки зрения он всегда был в высшей степени покладистым и услужливым. Британский политический деятель Энтони Иден, однажды присутствовавший при разговоре Берута со Сталиным, назвал польского коммуниста «сервильным». Владислав Гомулка — основной конкурент Берута в партии и потому не слишком беспристрастный свидетель — утверждает, что слышал, как Сталин кричал на Берута в октябре 1944 года, когда тот робко усомнился в необходимости планируемого Красной армией разгрома польского антифашистского подполья. Тогда некоторые польские коммунисты были даже готовы действовать заодно с некоммунистическими партизанами, но «отец народов» решительно отверг эту идею. Беруту не оставалось ничего иного, как взять под козырек. Он делал это неоднократно: и когда в 1949 году от него ждали внутрипартийной чистки, и когда нужно было распустить польский офицерский корпус, и когда потребовалось привить деятелям польского искусства любовь к социалистическому реализму. Не имеется ни одного свидетельства того, что Берут когда-либо осмеливался возражать Сталину.
181
Andrzej Garlicki. Bolesław Bierut. Warsaw, 1994. P. 1–20; Andrzej Werblan. Stalinism w Polsce. Warsaw, 2009. P. 122–131; Piotr Lipiński. Bolesław Niejasny. Warsaw, 2001.
185
И советский перебежчик Александр Орлов, и польский перебежчик Юзеф Святло в один голос называют Берута агентом НКВД. См.: Garlicki. Bolesław Bierut, p. 16–19; Lipiński. Bolesław Niejasny, p. 40. Владислав Гомулка, главный политический соперник Берута, передавал Хрущеву слухи о том, что Берут был нацистским агентом, но советский лидер отмахнулся от них.