Матьяш Ракоши, третий «маленький Сталин», начинал свой жизненный путь не так, как его марксистские коллеги. Если Ульбрихт был рабочим, а Берут, возможно, крестьянином, то Ракоши родился в семье еврейского торговца. Ему удалось получить неплохое образование. Согласно автобиографии, он появился на свет в венгерской части нынешней Сербии и был четвертым ребенком в семье, где воспитывались двенадцать детей. Его отец разорился, когда мальчику было шесть лет, и после этого семейство неоднократно меняло место жительства. Товарищи по школе смеялись над его бедняцким происхождением, и Ракоши довольно рано увлекся левым радикализмом; в школе ему даже запрещали произносить политические речи. Юноша прославился также своими «дурными манерами». Он намеренно подбирал при разговоре грубые слова, чтобы задеть людей, особенно когда ему казалось, что они благородного происхождения[186].
Отслужив в армии и отсидев пару лет в качестве политзаключенного в России, Ракоши в 1918 году принял участие в создании Венгерской коммунистической партии. В 1919 году он стал одним из лидеров недолговечной Венгерской советской республики. За трехмесячное существование этого режима он успел побывать командующим Красной гвардией, комиссаром по вопросам продовольствия и заместителем комиссара по торговле. После краха советской власти в Венгрии он, отсидев в австрийской тюрьме, попал в Москву, где в 1921 году кратко виделся с Лениным. Со временем эта история превратилась в миф о том, что Ракоши был «другом и сподвижником» Ленина[187].
Подобно Беруту и Ульбрихту, Ракоши в 1920-е годы тесно взаимодействовал с Коминтерном и неутомимо колесил по Европе, выполняя поручения этой организации и советских спецслужб. В 1924 году он вернулся в Будапешт под видом венецианского торговца. Здесь он постарался воссоздать коммунистическую партию, запрещенную после ее катастрофического правления в 1919 году. После ареста в 1925 году Ракоши оказался в центре громкого и широко освещавшегося судебного процесса. Несмотря на международную кампанию по его освобождению, следующие пятнадцать лет ему пришлось провести в тюрьме, где он осваивал русский язык и обучал марксизму других заключенных.
В 1940 году ему разрешили выехать в СССР; после подписания германо-советского пакта венгерский авторитарный режим позволил многим коммунистам покинуть страну. В республике Советов его встретили как героя; во время празднования очередной годовщины Октябрьской революции он даже стоял на трибуне Мавзолея рядом со Сталиным. Ракоши быстро сделали одним из руководителей радиостанции «Кошут», транслировавшей на Венгрию советские пропагандистские передачи, и он возобновил знакомства в Коминтерне[188]. Чувствуя себя в Советском Союзе как дома, он даже женился на сотруднице прокуратуры, якутке, первый муж которой был офицером Красной армии[189].
Карьера Ракоши в качестве венгерского «маленького Сталина» была похожа на восхождение других восточноевропейских диктаторов еще в одном отношении. Ракоши довольно рано осознал, что единственно возможный путь наверх предполагает раболепное следование указаниям Сталина. В послевоенный период Венгерская коммунистическая партия не принимала без советского одобрения ни одного решения. Ракоши с готовностью признавал этот факт. В своих мемуарах он откровенно писал, например, что в 1945 году Сталин попросил его воздержаться от участия в переговорах по формированию правительства из-за того, что он был слишком тесно связан с Венгерской советской республикой 1919 года, а также по той причине, что он еврей. Советский вождь полагал, что эти обстоятельства могут быть использованы политическими оппонентами, и Ракоши не возразил ни по одному из пунктов[190].
Несомненно, все три персонажа очень разнились как характерами, так и личной манерой поведения. Словоохотливый Ракоши был если и не любим, то весьма популярен в своей стране на протяжении многих лет. Большинство поляков, включая многих коммунистов, абсолютно не знали Берута. Ульбрихт же был знакомым, но не слишком популярным лицом в партии, а за пределами партийного круга оставался малоизвестным.
И все же, как выяснили биографы, у этой троицы было и кое-что общее. Каждый из них тесно сотрудничал с Коминтерном. Каждый пережил войну, либо перебравшись в Москву, либо опираясь на московскую помощь. В стенографических записях, ставших широко известными позднее, все они значились как «московские» коммунисты, то есть люди, прошедшие подготовку в Советском Союзе, — в противовес коммунистам, которые делали карьеры в своих странах или провели военные годы в Западной Европе и Америке. С советской точки зрения последние две группы в меньшей степени заслуживали доверия: за пределами СССР они вполне могли обзавестись подозрительными идеями или сомнительными контактами.
188
Ракоши часто упоминается в дневниках Георгия Димитрова. См.: Ivo Banac, ed. The Diary of Georgi Dimitrov 1933–1949.