В войну работало несколько подобных школ, причем не только для коммунистов, но и, например, для офицеров «дивизии Костюшко», польского подразделения Красной армии, а также для пленных немецких офицеров, направляемых на «перевоспитание». Многие политики, которым в будущем предстояло занять видные посты в послевоенных коммунистических государствах, обучались в них сами или посылали туда своих детей. Жарко, сын Тито, был одним из товарищей Леонарда. С ним училась и Амайя Ибаррури, дочь испанской коммунистки Долорес Ибаррури (Пассионарии), одного из самых прославленных ораторов испанской Гражданской войны.
В этих школах выступали весьма яркие личности. Так, Якуб Берман, который позже курировал вопросы идеологии, безопасности и пропаганды в Польше, преподавал польским коммунистам в Уфе начиная с 1942 года. Уже в то время, как и позднее, он старался неукоснительно следовать партийной линии. Он, в частности, поддерживал самые тесные отношения с Софией Дзержинской, вдовой основателя советской тайной полиции Феликса Дзержинского, поляка по национальности. Эта женщина была кем-то вроде крестной матери польских коммунистов, живших в Советском Союзе, и Берман бережно хранил копии адресованных ей своих писем. Хотя они довольно официальны и не слишком содержательны, из них можно вывести определенное представление о том, какой была жизнь в военной Уфе. Берман рассказывал своей корреспондентке, что часто ходит слушать других лекторов, среди которых были Пик из Германии, Тольятти из Италии и Пассионария из Испании. Он пристально следил за тем, что происходит в Варшаве («с величайшим вниманием мы следим за новостями о героической битве в нашей стране»). В дни двадцать пятой годовщины СССР он высокопарно сообщал Дзержинской о том, что «Советский Союз для нас — лучший пример того, как нужно будет устроить жизнь у нас на родине»[214].
Берман рассказывал также, что среди порученных ему учебных курсов были история Польши, история польского рабочего движения, а также современная политика. Преподавание этих предметов оказывалось нелегким делом, поскольку Сталин в 1938 году распустил Польскую коммунистическую партию и уничтожил многих ее руководителей. (Позже официальная история партии поясняла, что «хотя Польская коммунистическая партия создавалась на базе марксизма-ленинизма, она так и не смогла покончить с раскольническими тенденциями в своих рядах»[215].) Пришедшая ей на смену Польская рабочая партия, которую возглавлял Гомулка, была еще очень малочисленной, поскольку появилась на свет в 1942 году. В других посланиях, адресованных товарищу Леону Касману, Берман более открыто рассуждал о трудностях, возникавших в ходе преподавания истории польского коммунизма. Очевидно, говорил он, что 1930-е годы надо освещать с предельной осторожностью, поскольку о роли Сталина в роспуске партии говорить нельзя, как недопустимо упоминать и о его недоброжелательном отношении к самой Польше[216].
Впрочем, все эти ограничители никак не мешали Берману заниматься индоктринацией молодых поляков и мобилизацией их на защиту интересов Советского Союза. Как-то раз он даже признался Дзержинской в том, что заставляет своих студентов слушать радиопередачи антифашистской и антикоммунистической Армии Крайовой, чтобы уметь эффективно опровергать ее аргументы. В то время как немецкие коммунисты, подобные Вольфу и Леонарду, учились противостоять нацистской пропаганде, польские коммунисты готовили себя к грядущей идеологической борьбе с основным отрядом польского Сопротивления. В одной из своих записок Берман рассуждает о том, можно ли будет найти «здоровые элементы», то есть будущих коллаборационистов, среди крестьянских лидеров и даже в рядах крайне правых национал-демократов. «Чтобы добиться этого, — внушал он Дзержинской, — абсолютно необходимо и дальше придерживаться тактики народного фронта». Польские коммунисты не должны показывать свою суть слишком рано: сначала нужно обзавестись союзниками и попутчиками и только потом проводить реформы советского типа.
Выстраивая подобные планы, он был далеко не одинок. В то же самое время советские руководители вновь готовились к внедрению «народных фронтов» — коалиционных правительств, которым после освобождения предстояло управлять Восточной Европой. В обширном меморандуме 1944 года, подготовленном для Молотова, министр иностранных дел Иван Майский размышлял о том, что пролетарские революции в мире могут растянуться на три или четыре десятилетия. До той поры он предлагал держать Польшу и Венгрию в слабости, Германию, вероятно, разделить, а местным коммунистам позволить работать в тандеме с другими партиями. В интересах СССР, заключал он, сделать так, чтобы «послевоенные правительства основывались на принципе широкой демократии в духе народных фронтов»[217].
217
Татьяна Волокитина и другие, ред. Советский фактор в Восточной Европе, 1944–1953, т. 1. с. 23–48.