Выбрать главу

Протест жителей Эльзаса и Лотарингии оставался последним доводом французской дипломатии перед лицом безоговорочного военного поражения в пользу того тезиса, что германская аннексия покоится «на силе, а не на праве». Право наций на самоопределение еще не было незыблемым принципом международной политики. Однако Париж мог апеллировать к целому ряду свежих исторических прецедентов. В частности, в разгар Франко-германской войны, в октябре 1870 г., референдум санкционировал присоединение Рима к Итальянскому королевству[1161]. Но нельзя не отметить, что эта дипломатическая традиция отмечала годы французского преобладания в Европе и, безусловно, во многом отвечала целям политики Парижа.

Германское руководство категорически отвергло идею проведения соответствующего голосования в Эльзасе и Лотарингии[1162]. В отличие от правового оформления процесса объединения Италии, никаких референдумов не проводилось и в случае со всеми другими территориальными изменениями, осуществлявшимися Пруссией в результате «войн за объединение». Отказ Берлина не обескуражил Фавра, который в рядах правительства был наиболее упорным сторонником проведения референдума. В марте 1871 г. им был подготовлен документ, который содержал завуалированное осуждение отказа от плебисцита на уровне официальной декларации: «В том, что касается жителей департаментов, от суверенитета над которыми она [Франция] отрекается, она не может располагать их волей в том, что касается их моральной и гражданской свободы, которые, следуя естественному праву, не могут быть ни отчуждены, ни ущемлены»[1163].

Однако Тьер эту инициативу не одобрил. В тот момент Франция не могла рассчитывать на поддержку принципа «права наций на самоопределение» со стороны ни одной из великих европейских держав, и апелляции к нему были способны лишь осложнить борьбу Парижа за смягчение условий мирного договора. Единственным союзником в вопросе плебисцита оставался Гладстон, но он не имел поддержки даже половины коллег по кабинету[1164]. Бисмарк откровенно признавал тот факт, что Германия получает Мец «с совершенно неперевариваемыми элементами», но он ссылался на то, что не мог не учесть мнение военных, желавших сохранить эту мощную крепость за собой. Таковым, во всяком случае, был его аргумент в процессе переговоров с Тьером: «В Германии меня обвинят в том, что я проиграл сражения, которые были выиграны Мольтке»[1165].

Ратификация предварительного мирного договора стала важным рубежом и в том, что касалось оккупационного режима. Дабы избавиться от постоянных трений с местным населением, германское руководство само поставило вопрос о скорейшем возвращении французской администрации. Уже в начале апреля 1871 г. на смену тихо исчезнувшим в одночасье германским префектам в оккупированные департаменты прибыли французские чиновники. Присутствие немецких войск, однако, сохранилось.

Одна из статей предварительного мирного договора предусматривала освобождение пленных. Всего в германском плену побывало свыше 380 тыс. французских солдат и офицеров. В руках французов находилось порядка 8 тыс. немецких солдат. По требованию победителя они были освобождены незамедлительно и безо всяких условий. Процесс же возвращения на родину французских военнопленных в силу целого ряда обстоятельств затянулся: к моменту подписания Франкфуртского мира на территории Германии оставалось около 138 тыс. человек. Процесс репатриации завершился в июне-июле 1871 г. С особой неохотой немцы возвращали свободу бойцам нерегулярных формирований, которым посчастливилось избежать расстрела на месте. Германское правосудие приравнивало их к обычным уголовникам, приговаривая к длительным срокам тюремного заключения и каторжным работам[1166].

Следует отметить, что условия мира вызывали недовольство не только у французов, но и у многих немцев, считавших их слишком мягкими. Особенно широко подобного рода настроения были распространены в германской армии. «Мы в недостаточной степени унизили Францию, — говорил один, мы недостаточно ее ослабили, — добавлял самый добродушный», — писал в своих мемуарах Ю. Хартманн[1167].

* * *

Быстрая ратификация предварительного мирного договора Национальным собранием помешала победителям сполна насладиться триумфом. В соответствии с договоренностями, 1 и 2 марта 30 тыс. немецких солдат под командованием генерала фон Камеке прошли парадным маршем по Елисейским полям до площади Согласия, встретившей победителей траурным убранством. Французское правительство очень опасалось всевозможных эксцессов со стороны парижан, особенно с учетом того, что батальоны национальной гвардии сохранили оружие. Однако отважившиеся проехаться по улицам города немецкие офицеры ни с какими неприятностями не столкнулись, если не считать закрытых «по случаю национального траура» лавок и кафе. Оба дня обошлись без инцидентов. После получения в Версале ратифицированного текста предварительного мира немецкие войска получили приказ военного командования немедленно покинуть французскую столицу. К облегчению некоторых современников, быстрая ратификация условий перемирия лишила германского императора возможности лично посетить Париж в качестве мишени весьма возможного покушения, которое грозило бы Франции новыми бедствиями[1168]. 7 марта германская ставка покинула Версаль, и спустя десять дней германский император после восьмимесячного отсутствия вернулся в Берлин.

вернуться

1161

См. подробнее: Allain J-C. Les conséquences de la défaite sur les relations intereuropéennes // La guerre de 1870–71 etses consequences… P. 323–338.

вернуться

1162

Kolb E. Der Weg aus dem Krieg… S. 170.

вернуться

1163

Favre J. Op. cit. Vol. III. P. 338–339.

вернуться

1164

Schreuder D. Op. cit. P. 118–120.

вернуться

1165

Цит. по: Krebs G. La question d’Alsace-Lorraine / La Naissance du Reich. Sous la dir. de Gilbert Krebs et Gérard Schneilin. Paris, 1995. P. 114.

вернуться

1166

Roth F. La guerre de 1870… P. 502–503.

вернуться

1167

Hartmann J. Op. cit. S. 237.

вернуться

1168

Chapelle S., Roynette O. Op. cit. P. 168.