— Тихо, пацан, — прогудел дядька. — Зачем ты подбил глаз Ехидне?
Я посмотрел на бармена. Тот прикладывал мокрую салфетку к стремительно распухающей брови.
— За ехидство, — сказал я и снова попытался высвободить руки.
— Цыц, малыш. Вы квиты. Он тебя дразнил, ты его разукрасил. Подумай, как над ним будут потешаться посетители: побит младенцем. Пойдем, поговорим.
— Мне надо переодеться, — горько сказал я. — От меня несет, как от пивной бочки.
— Отлично, — он широко улыбнулся. — Направо за угол — туалет. Если я тебя выпущу, ты больше не будешь махать кулаками?
— Не буду, — проворчал я, покосившись на Ехидну. Честно говоря, был соблазн привести левую бровь в соответствие с правой.
Видимо, тот прочитал эту мысль по моей физиономии, потому что помотал головой и поднял руки: "Сдаюсь". Я кивнул и встал.
Когда я проходил мимо стойки в сторону туалета, он отодвинулся подальше с моего курса.
То-то.
* * *Я спросил, как ее зовут. Она стиснула руки в кулаки и промолчала.
Мои брюки, которые были ей велики, она подвернула снизу, а сверху подвязала моим же галстуком, который я сроду не носил и даже не знал, что он завалялся среди вещей. Моя майка болталась на ней, как на вешалке, и обуви по ее ноге, конечно, не нашлось. Она сидела в моих носках, закатанных валиком у щиколотки. Пятки носков терялись где-то в глубинах этих валиков. Отсутствие ладно подогнанной военной формы дезориентировало ее. Мой голос, видимо, тоже. Я прошелся перед ней по каюте. Она не шевелилась, только следила за мной блестящими темными глазами.
А, что мне терять, подумал я. И рявкнул:
— Имя и звание!
— Старший лейтенант Валлер! — тут она запнулась и покраснела.
Отчетливый рионский акцент. "Л" такое мягкое, почти "й": "йейтенант Ваййер". И "ш" не наше, ближе к "щ": "старщий".
— И что мне делать с тобой, старщий йейтенант? — передразнил я.
Она опустила голову.
Я тяжело вздохнул и присел на край стола.
— Я правда не знаю, что с тобой делать, старший лейтенант Валлер, — сказал я. — Всю ночь читал свой контракт с Лаорой. Там черным по белому указано, что всякая находка, представляющая стратегический интерес, должна быть передана представителям вооруженных сил. Ты представляешь стратегический интерес, старший лейтенант?
Она потеребила край майки и ответила:
— Я ничего не скажу.
— Значит, представляешь, — заключил я.
Ее ресницы дрогнули, но она промолчала.
— Понимаешь, я человек штатский. Более того, я военных не сильно-то люблю. Пока армия о тебе не знает, мы можем что-то придумать. Если ты не представляешь стратегического значения, конечно. Эх, была бы ты комплектом штабных карт, я бы передал тебя капитану Лестеру на Лаоре и не маялся бы.
Она подумала и спросила:
— Что такое Лаора?
— Плавильный завод. Я, видишь ли, мусорщик.
— Мусорщик? — сколько недоумения.
Армейская косточка. Чистое происхождение, неиспорченное воспитание. Можно подумать, у них в Союзе нет мусорщиков. Я-то знаю прекрасно — есть. Вот тот самый Локи был, кстати, с Рионы, если не врут легенды.
— Ну, Единый и Всемогущий с тобой, — хмыкнул я. — У нас еще есть время на размышления. А сейчас мне нужно идти разгребать трупы.
Она подняла взгляд.
— Твоих товарищей, лейтенант, — грустно улыбнулся я. — Их там видимо-невидимо.
И тут она встала, вытянула руки по швам, что особенно нелепо смотрелось в нынешнем ее цирковом наряде.
— Я теперь старшая по званию на "Валленштайне", — сказала она. — Я отвечаю за моих людей. У тебя найдется второй скафандр?
Рабочий скафандр был у меня один. Я выдал ей аварийный, легкий. Ворочать в нем покойников ничуть не хуже, чем в рабочем, благо невесомость. Правда, сомневался я, что девчонка вынесет хотя бы пять минут этой страшной и неблагодарной работы.
Она работала наравне со мной все шесть часов, пока я не сказал: "Хватит".
* * *Дед Андед свел меня с Тикки Легранжем. Тикки не любил работать один, а его прежний напарник как раз недавно завел собственный корабль. Так что мы с Легранжем быстро договорились. Я ничего не умел, зато был полон энтузиазма, и в электронике рубил с детства… да я уже рассказывал.
Нас с ним где только не носило, и опыта я у Тикки набрался — будь здоров. Один недостаток был у моего старшего напарника — занудство. Для начинающего занудный старший товарищ — дар божий, но до чего ж это утомляет… Он не мог просто сказать: делай так. Ему непременно нужно было трындеть добрый час, объясняя, почему нужно делать именно так, а не иначе, с примерами, нравоучениями и наставлениями. И изволь не отвлекаться. Он проверит, усвоил ли ты урок. Если не усвоил — он охотно повторит. Неоднократно. Через полгода я стал страстно мечтать о своем корабле. Лети, куда хочешь, когда хочешь, и можно лениться, когда лень, и молчать часами, если не хочется разговаривать!