— Ещё бы.
— А ещё какие-то сложности будут? — спросил он, чуть усмехаясь.
— Будут, — пообещал я.
Он ушёл. Я тоже не стал задерживаться — хотел ещё успеть выспаться.
Луна выкатилась на небо полностью. Шлейф пыли растянулся на полнеба.
Говорили, что старики помнят её почти целой, но какие старики? Иные расскажут, наверное, ещё про две луны или восемь. Безумные войны не прошли даром, что и говорить.
Звёзд уже высыпало немало, так что желание я упустил. Голубая точка Второго Номера просвечивала сквозь лунный шлейф.
Я зашёл домой — нужно захватить угощение. У меня был пирог. Не сегодняшний, конечно, но вполне съедобный. Я нарезал его поаккуратнее, сложил в плетёную корзинку. Получалось немного. Может, потому, что пару кусков я оставил себе. Я добавил ветку сладкой сухой кубиники и вышел из дома. Жил я на самом отшибе.
Ночь опускалась. Лохматый лес придвинулся ближе, ветви трогали лицо, словно пытаясь угадать, кто здесь такой прошёл; обманчивой теплотой горел далеко в лесу колдовской огонь. На самом деле они не блуждают, сказки врут. Если не бояться и подойти, найдёшь сияющий стеклянный шар, который можно потрогать, но ничем не вынешь из земли или камня. Впрочем, места, где горят такие огни, и впрямь странноватые.
Уже десяток лет я зарабатывал тем, что водил людей из Ардватри через Дол в другие места. Потому мне полагалось Дол знать. И я как мог с этим справлялся.
Ближний Ардватри пользовался славой самого большого людского города. Нас в мире по-прежнему было больше, чем остальных, хотя и не настолько, как раньше. Пусть мы победили в Безумных войнах, но… Дорогой ценой. Да и никто, ни один народ, не забыл моим предкам их методов.
Именно поэтому людям в Доле было опаснее, чем любому другому существу.
Пока размышлял, я достиг дверей Пел-Ройг. Постучал.
— Кто?
— Пел-Ройг, это я, Глум, — сказал я. — Дело есть.
С внушительным шорохом отодвинулись засовы, дверь распахнулась, и я почувствовал яркий цветок радости. Пел-Ройг всегда меня так встречала. С тех самых пор.
— Заходи! — девушка отступила, блик от светильника скользнул по рыжим волосам. Я чуть пригнулся и вошёл. Тепло, аккуратно и чисто. У меня вечно был какой-то бардак, как я ни старался.
— Пел… — я решил говорить быстро и по делу. — Мне нужно, чтобы ты сходила со мной завтра в Торна-доре. Послезавтра вернёмся. Треть денег твоя. Пришли двое с перевала, мужик и девка… девушка.
— Опасаешься? — спросила Пел-Ройг, присев на круглую табуретку.
— Не столько сердцеедов, сколько… Ты знаешь, похолодало. Они говорят, на перевале уже снег. Без тебя никак. Я лучше дома посижу.
— Ого. Да, Белый ждать не будет. Не хотела бы, правда, но для тебя — пойду.
За что я её ценил, так это за честность.
— Спасибо, Пел. Я принёс тебе пирога.
Я ощутил тёплое удивление. Не ожидала. Протянул ей корзинку.
— Ага. Держи. Он, правда, вчерашний.
— Так оставайся, сейчас вода закипит…
— Спасибо, но нет, мне ещё собираться, — сказал я, выскальзывая за дверь, и попрощался, пока радость и удивление девушки не начали угасать.
Пока добирался домой, слушал, как шуршит листьями ежва — просыпалось осеннее зверьё. У зверей тоже есть свои народы. Есть человеческие звери — волк, лось, курица, к примеру. Есть, скажем, беомальдовские — супь, валёжка, ежва опять же, или как там сами беомальды их называют. Бывают смешанные, общие, неизвестно чьи, как крысы или поршни. А бывают вообще непонятные. Или, может, даже и не звери. Как Белый. Нет, и у него имеется своя принадлежность, но… Она мне не нравится.
Собирался я долго, чистил и смазывал самострел, так что задремал только перед самым рассветом. Утро было мрачноватое. Палая листва отсвечивала синим инеем в низинах, тянул ветер — холодный, ещё не зимний, но уже совсем печальный. Такой срывает последние листья, морозит угловатую кубинику во мхах у болот, загоняет человеческих зверей в норы. Такой ветер ещё не укрывает снегом. Но готовит для него дорогу, да.
Послезавтра мы вернёмся домой, и там хоть снег, хоть град. Сезон был неплохим, и зиму я мог зимовать спокойно.
Я стоял на камнях у корней реликта, самого ставшего камнем в горьких, давно схлынувших водах Безумных войн. Стоял, наблюдая, как пара одетых в плащи теней приближается ко мне. Эмоций я почти не чувствовал, только общую сонность и сдержанное предвкушение. Грач на плече Лоды дремал, изредка поглядывая по сторонам вполглаза.
Ставра оказалась ростом с Лоду, только без птицы на плече. Лицо так же пряталось в тени капюшона. Две толстые косы каштанового цвета спускались на грудь, перевитые серо-синими узорчатыми лентами. Я попытался вспомнить, где видел такой узор, но не смог. Впрочем, подумал я, вряд ли это важно.