Домой он вернулся усталый, запер дверь и поставил меч вертикально на стул. Меч не устоял и с глухим лязгом упал па пол. Редж бережно поднял его и вслух извинился. Он обращался с мечом, как с дорогим существом, говорил с ним, как с любимым сиамским котом. Жаль, что в этот символ королевской власти нельзя вдохнуть жизнь. В современном английском языке слова, обозначающие предметы, утратили родовую принадлежность, если не считать кораблей. Меч Зигфрида носил мужское имя Нотунг, хотя в немецком «меч» – среднего рода. Оставив попытки разгадать, какого рода Каледвелч, Редж по вечерам читал ему вслух на каталонском излюбленный роман Дон Кихота «Тирант Белый», который начинается словами: «Во славу Господа нашего Иисуса Христа, да святится Имя Его, и Пресвятой Богоматери Девы Марии». Стенные часы на кухне били так громко, что казалось, весь протестантский Уэльс содрогался от этого папского приветствия. А Каледвелч, хоть и оставался предметом неодушевленным, наслаждался текстом, словно кот жирными сливками. Редж не считал себя сумасшедшим. Днем он безропотно отдавал дань унаследованной от отца отнюдь не рыцарской профессии.
Когда Ципа после гастролей вернулась домой и Редж выложил ей все как на духу, к ней вернулись подозрения насчет душевного нездоровья мужа.
– Послушай, тебе следует посоветоваться с доктором.
– С доктором? Если только с профессором археологии. По-твоему, святая Елена была сумасшедшей, когда нашла крест, на котором был распят Христос? Пойми, это – подлинная вещь, меч настоящий. Ты ведь настоящий, правда? – сказал он, обращаясь к мечу.
– Унеси эту проклятую штуку из дома. Сдай ее в музей.
– Он уже побывал в музее в безбожной стране и в монастырских подвалах насиделся. Он слишком долго провалялся без дела, а теперь будет освящать наше супружеское ложе.
– Господи! Что ты несешь?
– Он будет лежать под подушкой.
– Ну уж нет, там ему точно не лежать. Ты понимаешь, что украл его? Нас всех могут за это посадить.
– Украл? Это русские его украли у немцев, а сами прикрываются болтовней о репарациях. Ты не путай. Бенедиктинцы хранили его по просьбе британцев, которые о нем забыли. Теперь я, осознавая всю его ценность, храню меч для своего народа. – И он поклонился оружию.
– Если он принадлежит британскому народу, отдай его королю или премьер-министру.
– А они вернут его русским и еще извиняться станут. Нет, я говорю совсем о другом народе. Когда англо-норманны называют себя британцами, это звучит оскорбительно для кельтов.
– Тогда отдай его валлийцам.
– Валлийцы смешались с англо-норманнами. Валлийской нации больше нет.
– Почему? Есть кучка одержимых, которые орут всякую чушь, грабят банки и доводят старушек до сердечного приступа. Порадуй их.
– Да кто они такие, чтобы представлять Британию? Шайка горячих голов? Затеяли игру от нечего делать, когда сидели в Гибралтаре. Нет уж. Каледвелч будет храниться у меня, а когда мир излечится от безумия, он снова станет символом веры и рыцарства.
– Подонок Генрих Гиммлер тоже любил рассуждать о рыцарстве. Он считал рыцарством уничтожение евреев. Надеюсь, вы будете счастливы вдвоем.
– Счастливы? При чем тут счастье? Что ты имеешь в виду?
– Если берешь эту чертову железяку к себе в постель, тогда и трахайся с нею. Или я, или она – выбирай.
– Ты все равно уйдешь греметь своими трещотками в такт с пархатыми, которых поперли из Европы.
Ципа, все это время барабанившая пальцами по столу, присела и посмотрела ему прямо в глаза:
– С пархатыми, говоришь? Очень в духе твоей матушки.
– Прости, я не хотел, – устыдился Редж, почувствовав себя последним мерзавцем. – Не знаю, что на меня вдруг нашло. Я повешу его на стену. Или уберу в шкаф, вместе с Библией. Прости, я не знаю, как у меня язык повернулся такое ляпнуть.