Лион увидел Ольвию и поспешил ей навстречу.
– Добрый день! – она протянула руку.
– Здравствуйте, Ольвия. Уезжаете?
– Да.
Ольвия замялась. Они с Лионом находились в одинаковом положении и без слов понимали друг друга.
Оба испытывали неловкость: он из-за жены, она из-за мужа.
– Вы купили новый дом или возвращаетесь назад в Лондон? – спросил Лион, пытаясь рассеять возникшее у обоих замешательство.
Ольвия оживилась.
– Нет, мы остаемся в Оксфорде. Купили другой дом. Очень просторный и светлый. Мне это сейчас важно, потому что я снова занялась живописью. Этот, – она махнула рукой в сторону бывшего дома, – весь в тени…
– Да, да, конечно, – отозвался Лион.
– А как Джастина, ей лучше? – поинтересовалась Ольвия.
Лион кивнул.
– Да, намного лучше, она уже поправляется. Вскоре я заберу ее из больницы.
Рабочие уже заканчивали работу. Они выносили последнюю часть интерьера семьи Бэкстеров – громадный дубовый комод, в нем Питер хранил свои вещи – разные бумаги и фотографии.
Дверь контейнера захлопнулась.
– Мы уезжаем, миссис Бэкстер, – сказал один из грузчиков. – В доме больше ничего не осталось.
– Да, да, конечно, – поспешно ответила она. – Спасибо.
Грузчики сели в машину. Ольвия повернулась к Лиону:
– Ну что ж, пора ехать и мне.
Немного постояв, словно собираясь что-то сказать, она наконец-то протянула ему руку:
– Прощайте, Лион. Думаю, что расстаемся друзьями.
– Конечно, Ольвия, Пусть у вас все будет хорошо. До свидания!
На несколько секунд она задержала его ладонь:
– И вам я желаю счастья, прощайте!
Она поспешила к машине. Лион долго смотрел ей вслед, пока автомобиль не скрылся из вида.
На душе было горько, как будто в чем-то он чувствовал свою вину.
Потом он не торопясь направился в сторону своего дома.
Лион быстро шагал по больничным коридорам с чемоданом в руке. Наконец Джастину выписали, она чувствовала себя лучше.
Он открыл дверь палаты:
– Здравствуй, Джастина.
– Здравствуй.
– Сегодня у нас большой день! – радостно сказал он.
Она сидела на кровати, настраивая приемник. Лион подошел к ней, чмокнул в щеку. Она обвила руками его шею.
– Я очень рад тебя видеть, Джастина!
Он положил чемодан на кровать и открыл его.
– Сколько ты всего принес! – воскликнула она. – Умница.
Увидев собственные вещи, она оживилась, глаза ее заблестели. За два месяца заточения она соскучилась даже по собственной одежде.
Джастина бережно взяла в руки рубашку.
– Моя любимая рубашка.
– Посмотри поглубже, – сказал Лион. – Я привез еще и голубую.
Джастина покрутила в руках одежду и увидела, что рубашка надорвана. Ее порвал в порыве страсти во время их встречи в мотеле Питер. Она нежно прижала рубашку к себе.
– Она мне очень нравится.
Затем Джастина стала перебирать вещи дальше – чулки, юбки, белье.
– Ты привез даже мою шубу, – радостно воскликнула она.
– Уже зима, – развел руками Лион. Джастина встала с кровати и прошла в ванную комнату.
Пока она переодевалась, Лион прохаживался по палате, думая о том, как они будут снова жить вместе и смогут ли начать новую жизнь.
Он, конечно, готов все забыть, но удастся ли это Джастине? Вряд ли. Тем не менее, самое главное, что она поправилась. Как она оживилась, когда увидела одежду. Это хороший признак. А ведь она так долго лежала со стеклянными глазами, безразличная ко всему и ко всем!
Теперь он молил Бога, чтобы этот кошмар больше никогда не повторился. Никогда. Пусть все останется в прошлом. А оно не вернется.
Джастина вышла из ванной комнаты. Сняв с себя отвратительную, столь надоевшую ей за последнее время больничную одежду, пропахшую лекарствами и еще каким-то тем неуловимым казенным запахом, который в последнее время внушал ей острое отвращение, она вновь стала красивой, пусть и не очень молодой, но жизнерадостной и уверенной в себе женщиной.
Неожиданно слезы навернулись на глаза, комок застрял в горле. Слезы быстро-быстро текли по щекам, однако Джастина и не думала вытирать их – наверное, потому, что это были слезы радости.
Лион встревожено спросил:
– Что с тобой?
Она бросилась ему на шею:
– Увези меня отсюда, – прошептала Джастина, – увези…
Лион, посмотрев на свою жену с некоторым недоумением, спросил:
– Куда же?
– Куда хочешь… Мне все равно куда ехать, мне все равно где быть – только бы все время ощущать рядом с собой тебя, мой любимый… Увези меня – я не буду спрашивать, куда именно… Лион, очень прошу тебя, увези, увези… Я так хочу вновь почувствовать себя молодой, так хочу…
Неожиданно Джастина осеклась: она хотела добавить «и любимой», но в самый последний момент почему-то не решилась…
Вид Джастины красноречивей всяких слов говорил о ее теперешнем состоянии, и потому Лион, вздохнув, тактично посчитал за лучшее больше не задавать ей вопросов…
Джастина, войдя в свою комнату, растерянно осмотрелась по сторонам.
У нее было такое чувство, будто бы она не была тут уже несколько лет, и теперь, присматриваясь к давно знакомым мелочам – настольной лампе, узоре на портьерах, трещинке в потолке – она с нежностью думала о своем доме и его хозяине…
Лион, подошел к жене, нежно коснулся ее щеки, провел рукой по волосам.
– Знаешь что, – сказал он после непродолжительной паузы, на протяжении которой он внимательно вглядывался в глаза Джастины, – я очень, очень давно не говорил тебе одной вещи.
– Какой?
– Я не говорил тебе того, без чего наша жизнь, можно сказать, лишена всякого смысла.
Улыбнувшись, Джастина промолвила:
– Слушаю тебя…
Сердце сладостно, томительно сжалось – она знала, что именно скажет ей теперь Лион.
Он немного помолчал, будто бы собираясь с мыслями, а затем произнес:
– Ты… Ты очень дорога мне, Джастина… Очень дорога. Я люблю тебя.
По щекам Джастины быстро-быстро покатились слезы, однако она не чувствовала их.
– Правда?
Лион вновь нежно провел рукой по щеке жены и уверенно сказал:
– Конечно!
– Повторяй, повторяй же, мой милый, я хочу слышать это снова и снова! Прошу тебя – повтори то, что ты сказал!
И она просительно посмотрела ему в глаза. Лион, вздохнув, вновь произнес:
– Я люблю тебя… Понимаешь, Джастина? Я люблю, люблю тебя!
Она опустила взгляд.
– И я тебя тоже… Лион продолжал:
– Ты очень, очень дорога мне… Наверное, дороже всего на свете… И я хочу, чтобы мы все время были вместе, и чтобы мы были счастливы с тобой… Да, Джастина, я не хочу больше ничего, кроме этого…
Она опустила глаза.
– Лион…
Голос ее звучал так, будто бы она хотела сказать нечто очень важное, но, в то же время, очень боялась признаться в этом.
– Что?
– Лион… Я…
– Что с тобой?
Она с трудом подавила в себе рыдания.
– Я… Я так виновата перед тобой.
– Дорогая, о чем ты? Неожиданно Джастина замолчала. Действительно – что она могла ему еще сказать?
Они обнялись и долго, очень долго стояли так, размышляя каждый о своем, но, наверное, об одном и том же.
Наконец Лион отпустил ее и первым прервал тягостное молчание.
– Дорогая…
– Что, мой милый?
– Дорогая, я хочу, чтобы мы были вместе всегда… Очень хочу… Мы будем вместе и… И будем счастливы – не так ли?
Хотя Лион, скорее всего, не очень-то верил своим словам.
У любого здравомыслящего человека надежды на счастье после всего, что произошло с ними, выглядели бы смешно, наивно – почти нелепо.
Но жизнь шла своим чередом, и жить без надежды на лучшее, без надежды на то, что все, произошедшее рано или поздно забудется, что раны, которые они нанесли друг другу, перестанут кровоточить и наконец затянутся, что они не будут посыпать друг другу солью эти раны – жить без этого просто не имело смысла.
Конечно, и у Джастины были основания думать, что лучшее в ее жизни – семейное счастье, театральная карьера – все это давно уже минуло, давно прошло, и что теперь ей не остается ничего другого, как смириться с грустной действительностью, продолжая влачить жалкое существование, жить по одной раз и навсегда определенной схеме: завтрак, колледж Святой Магдалены с ее студийцами, репетиции пьес, спектакли, которые по большому счету никому не нужны, обеды, прогулки в парке, отдых с книжкой на скамейке, обсуждение прочитанного с полузнакомыми соседками – такими же одинокими, как и она…