Окончательно отогнав от себя навязчивые мысли о Питере, Джастина подала голос:
– То есть…
– Ну, насколько я понимаю мысли покойного кардинала, он, видимо, примерял их к себе и… – тут Лион доверительно понизил голос, – и к Мэгги, – мужчины часто требуют, чтобы вы, женщины, разделяли эту уверенность…
– Иначе – чтобы через нее мы управляли миром мужчин?
– Вот именно.
С сомнением покачав головой, Джастина сказала:
– Но мужчины не очень-то любят, когда ими командуют…
– Всякая попытка мужчины освободиться от женской власти – знак того, что рычаг мужской самооценки не отрегулирован. Возможно, таким образом мужчина ищет другую руку – более чуткую…
– Ты хочешь сказать, что женщины иногда злоупотребляют кнутом в ущерб прянику? – С интересом спросила Джастина. – Так ведь?
– Да. В результате, как утверждал кардинал – получают полное пренебрежение семейными обязанностями, пьянство, гулянки, даже измены мужей…
После слов «супружеские измены» Джастина вновь нахмурилась – напомнил ей об этом так неожиданно, так внезапно! Не стоило ему так поступать.
Однако Лион, вне всякого сомнения, не имел намерений на что-то намекать – тем более, что это было не в его интересах; просто он употребил слова в том контексте, которого требовала ситуация.
Не глядя на Джастину, он с увлечением продолжал делиться с ней чужими мыслями:
– Так что, дорогая, пусть мы, мужчины, играем в свои игры – надо только давать нам любимые игрушки – бизнес, деньги, престижные машины и все такое прочие… Джастина, ты не смейся, – добавил Лион, заметив улыбку на лице своей жены, – потому что это утверждал не самый глупый человек из всех, которых я знал… И жизненного опыта, и всего остального у него было гораздо больше, чем у нас с тобой вместе взятых… Так и говорил – «подсовывайте ему его любимые игрушки… Пусть, мол, распускает перышки – дайте ему только зеркальце. Но знай, Джастина, что даже прирожденный подкаблучник при случае может взбрыкнуть и сломать рычаг… И если ты уж решила, что этот мужчина – действительно твой, не надо бояться деть ему пряник.
– Что он имел в виду?
– Потребность в одобрении, – важно продолжил Хартгейм, – по своей сути – наркотическая потребность… Она растет по мере удовлетворения и никогда не насыщается. Даже косвенный намек на то, что кто-то из представителей сильного пола хоть что-то может – защитить диссертацию, стать пэром, миллионером, купить дорогой дом в хорошем районе – вызывает напряженную реакцию.
– То есть, – уточнила Джастина, – многие мужчины воспринимают такие реплики как удар по собственному самолюбию?
– Вот-вот… Так что в подобных разговорах надо быть очень осторожной… «Побольше похвалы в адрес мужчин, – утверждал кардинал, – и это вскоре обязательно даст результат…»
С сомнением покачав головой, Джастина поинтересовалась:
– Хорошо… А если такой мужчина потом возомнит себе невесть что? Ну, что он защитил диссертацию, купил дом, стал пэром, миллионером, – она невольно скопировала недавние интонации мужа, – и вообще, что лучше его быть не может?
Беседа неожиданно начала приобретать игривый оборот – неосознанно Джастина повернула ее в это русло; видимо, для того, чтобы снять напряженность, которая предшествовала ее началу.
Лион, поняв, что подобная манера разговора за сегодняшним ужином – самая подходящая случаю только улыбнулся в ответ.
Да, он понял, что Джастина приняла правила его игры и был рад этому обстоятельству.
– Что же тогда? – не унималась жена и с улыбкой смотрела на собеседника. – Согласись, что таким образом любого человека можно развратить до мозга костей…
– Отнюдь. «При хорошо отлаженном рычаге одно только уменьшение дозы пряника, – вновь процитировал он записи покойного кардинала, – может оказаться своеобразным кнутом… Мужчина должен знать, за что вы его перехваливаете, но при этом не иметь ни малейшего представления, за что недохваливаете… Мимолетная сдержанность, легкий холодок, – все это может вызвать в душе такого мужчины-ребенка настоящую, неподдельную панику…»
Выслушав последнюю фразу, Джастина произнесла:
– Многие женщины начинают упрекать своих мужей, плакаться…
Говоря это, она конечно же имела в виду Ольвию, жену Питера.
– Так делать не стоит, – заметил Лион, – это, как утверждал де Брикассар, применяется только в аварийных случаях… Когда у женщины нет иного выхода.
– А если мужчина раскусит тактику? – поинтересовалась Джастина с долей некоторым недоверия в голосе. – Что тогда?
– Дойдя до понимания сути женской власти над ним мужчина будет не в силах освободиться… Наоборот, – продолжил Лион, непонятно чему радуясь, – даже добравшись до истины, понимая всю безнадежность своего положения, он с гордо осознанной необходимостью бросится со своей высоты в первозданное лоно матриархата, озабоченный только тем, чтобы прыжок выглядел лихим…
Ужин был закончен, чай выпит, и, после такого завершения беседы говорить с Лионом Джастине больше не хотелось. Подойдя к нему, она поцеловала мужа и произнесла с чувством:
– Спокойной ночи, Лион… И спасибо тебе, дорогой.
– За прекрасный вечер…
Лион ответил на поцелуй и молча проследовал к себе наверх. Действительно – зачем говорить, о чем-то спрашивать? Ведь и так все понятно, без лишних слов.
Так думал Хартгейм, такого он желал и себе, и Джастине, на это он надеялся. Но, наверное, не его вина, что его надежды не всегда оправдывались…
Ночью Джастина проснулась от странного назойливого скрипа за окном. Накрыв голову краем одеяла и уткнувшись лицом в подушку, она попыталась было вновь заснуть, однако этот резкий, неприятный, так действовавший на нервы звук продолжался и раздражал ее все больше и больше…
Нет, это просто невозможно!
Джастина встала, подошла к окну и осторожно отодвинула штору. Ночная улица была совершенно пуста, светили одинокие фонари, и завывающий ветер срывал с деревьев последние листья. Но странный звук не прекращался, а наоборот – становился все резче, все назойливей.
Джастина очень осторожно, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить крепко спящего мужа, подошла к другому окну. При свете одинокого фонаря она заметила, что дверь в доме Бэкстеров была полуоткрыта – от ветра она то открывалась, то закрывалась, и несмазанные петли пронзительно скрипели.
Все это показалось Джастине очень странным: ее бессонница, странный звук, ее мысли, беспокойные, неотступные; перед глазами Джастины постоянно стоял Питер.
Она одернула штору, не зная, что дальше делать.
Оглянулась еще раз на Лиона – он, свернувшись под одеялом, спал как маленький ребенок.
– Да, – едва заметно шевеля губами, прошептала она, – а ведь покойный кардинал действительно был прав… Он совсем как маленький ребенок… Все мужчины такие… Вот и Питер. О, опять это воспоминание, опять Питер!
Но почему, почему она так часто вспоминает его? Почему этот человек преследует ее везде и повсюду – даже в мыслях?
Неожиданно Джастине стало очень страшно – это был какой-то животный: липкий и безотчетный страх, которому не могла дать рационального объяснения. Ей было очень страшно, и она, набравшись храбрости, добежала до кровати и тут же легла, укутавшись в теплое одеяло.
Скрип, скрип, скрип… Страшно. Почему скрипит?
Сейчас, сейчас этот страх должен пройти.
Но почему, чего она боится? Ведь Лион рядом, он желает ей добра, он действительно любит ее – Джастина все больше и больше убеждалась в этом…
Может быть, она просто занималась самообманом, выдавая желаемое за действительность? Нет, нет… Тысячу раз нет!