— Да ты с ума сошел! На каком основании я конфискую жилье у стариков?
— Мне ли обучать тебя административному праву? Ты уж сам придумай основания. Например, строительство автострады или завода, нового жилого массива, а то какого-нибудь центра отдыха трудящихся или игровой площадки для пионеров и пенсионеров…
— Для этого нужны проекты и много всяких бумаг.
— А мне нужен дом! Остальное — это уже твои проблемы.
Сухаи-Кашш смотрит на календарь. Может, этот календарь всегда висел на стене, над столом Эдена? А может, это его новое приобретение? Но факт остается фактом: Кашш до сих пор почему-то не замечал его. Над фотопейзажем краснеет огромная надпись: 28 МАЯ. Эмилев день! В распахнутое окно виден сад и обрамляющая его густая изгородь цветущей сирени. Из-за листьев-сердечек выглядывают лиловые гроздья. Небо безоблачное и синее. Антал Кашш поднимает стакан.
— Я пью за Эмиля из рода Эмилиусов, что по-латыни означает: «соревнующийся, состязающийся».
— Что с тобой?
Голос Эдена доносится откуда-то издалека. Что с ним? Да ничего! Просто сегодня 28 мая, Эмилев день. В этот день у них на кухне варят куриный суп, сбивают крем для шоколадного торта, пекут пирог. В столовой — большой стол под белой скатертью, старинный фарфор «Альтвиен»[24]. Прислуга надраивает потемневшие серебряные ложки. Эмилю надевают праздничный костюмчик. Чинно рассаживаются вокруг стола, и дедушка, его благородие Эмиль Паланкаи фон Надьпаланкаи, кивком подает знак. Эмиль поднимается, красный как рак, и тараторит: «Эмиль — от латинского слова «эмилиус», что означает «соревнующийся, состязающийся». В качестве консула в 218 году до рождества Христова Эмилиус Паулус защищал от Ганнибала Сагунт, крепость в Иберии…»
— Чего ты там лопочешь?
В руках у дедушки бокал с вином, он поднимает его все выше и выше. Если Эмиль без ошибки перечислит всех Эмилей в роду, ему тут же разрешат отхлебнуть глоточек вина. Дедушка улыбается, треплет внука по щеке. «Ты далеко пойдешь, внук мой! Не посрамил имени своего»…
— Виски!
— Может, все-таки кофе?
— Я пить хочу.
В Надьпаланке их родовое имение. Удобный, большой дом, службы, конюшни. Эмиль — состязающийся, соревнующийся. Эмилю восемь лет. На следующий год он уже сможет ездить верхом. Ему нужно обучиться многому: верховой езде, фехтованию, плаванию, ходьбе на лыжах. В следующем году он с матерью поедет в Земмеринг.
Пока Ганнибал штурмовал крепость Сагунт в Испании, неся поражение иллирийцам, Эмиль во времена диктатуры Фабия Кунктатора, в 216 году до нашей эры, во второй раз стал консулом.
Восьмилетний Эмиль выучил наизусть весь этот текст. Он, правда, не совсем помнит, как Эмилиус вел себя в битве под Пидной. «…против македонского царя Персея… захватив огромные трофеи…» — декламирует он до того самого места, где Сципион Эмилианус Африканский… И чувствует, что это он сам стоит под стенами Карфагена, еще немного, и он снесет их и покорит пунов. Тут дедушка протягивает ему бокал с вином и говорит: «Выпей, внучек, ты достоин своего имени!»
Эден всерьез перепуган: Эмиль пьян мертвецки, но все еще кричит, требует вина.
— Ложись спать. Не дури! Я тебя домой не доведу. И так все село ржет над тобой.
— Надо мной? Надо мной?! Всякого, кто засмеется, я собственноручно убью. Дай выпить! Ты что, не понимаешь? И выгони отсюда эту бабу!
— Нет здесь никого. Тем более бабы.
Как это никого? Здорово этот идиот напился, раз никого не видит! Вон она стоит — Изабелла, видите ли, директор Дома культуры. Ишь ощерилась! «Вы правы, пока вы начальник!»
— Я всегда буду твоим начальником! — кричит Сухаи-Кашш. — Всегда! Ясно? Через два месяца Матёфи уходит на пенсию, и я стану вместо него председателем совета. Доктор Сухаи-Кашш — председатель совета! Еще десять лет, пятнадцать лет я буду командовать вами и ходить по вашим грязным улицам! Сейчас Анталу Кашшу сорок восемь лет, а мне пятьдесят четыре. Почему я должен отрабатывать лишних шесть лет ради того, чтобы какой-то Кашш получал свою убогую пенсию?! Где мое доброе старое имя? Я Эмиль из римского рода Эмилиусов. Вперед, самураи, вперед, воины! Дикиру даке хаяку кимасу… Иду, пока могу! Надо выползти, выползти из этой проклятой змеиной шкуры. Отпустите меня, я — Эмиль Паланкаи!
— Да спи ты, не ори! — говорит Эден и волоком тащит его к дивану.
— Касикомаримасита! Слушаю и повинуюсь, — отвечает Эмиль и проваливается в темноту.
Из этого непрерывного пьянства он уже, наверное, никогда не выберется. Он словно в клетке. По утрам он встает как избитый, ничего не соображает, с больной головой кое-как исполняет свои обязанности и редко досиживает до конца рабочего дня. Без аппетита жует то, что ему приготовит Фаддяшне. Потом либо бежит к Эдену, либо валяется на кровати в ботинках, в одежде, поверх красивого кружевного покрывала. Рядом с кроватью стоит большой бидон с красным вином. Пьет он немного: довольно и полстакана, чтобы опять отключиться. Надо кончать с Анталом Сухаи-Кашшем. Лучше всего записаться в туристскую поездку. Скажем, в Париж. В последний день где-нибудь возле Эйфелевой башни он отстанет от группы. Бросит свои документы в Сену, и нет больше Антала Кашша. Умер, эмигрировал. «А как мы верили в этого негодяя!» — скажет начальник отдела кадров. «То-то у него глаза бегали», — будет твердить толстый председатель совета. А Эден тотчас откажется, что вообще был знаком с таким. На остаток денег Эмиль проживет несколько дней в столице Франции, потом обратится в венгерское посольство: «Я Эмиль Паланкаи. Двадцать лет тому назад совершил ошибку. Сейчас хотел бы вернуться на родину. Помогите мне…» Нет, так не пойдет. Если двадцать лет жил во Франции, почему же не знает ничего по-французски? Почему нет денег, чтобы купить билет до Будапешта? Надо отстать от группы в Вене. Или сразу покупать туристскую путевку в Вену. Но Вена — это слишком уж близко от Венгрии!