А я стоял, облокотившись на столб в середине мастерской, и думал: «Если бы вчера такая же стружка упала бы сверху на наглого Джерри и ударила бы сзади по голове, где натянута резинка от маски, то резинка бы оборвалась, маска бы упала, я бы увидел лицо вора, и мне не пришлось бы сейчас в полном неведении развивать свою детективную деятельность».
«Чук, трак! Скрип, трак!» — пели вокруг меня рубанки и топоры.
Из-за газеты я услышал голос товарища Миронова:
— Эй, Саша, предашься мечтам в перерыве!
Наверное, он вырезал в газете одну из букв «о» и тайно наблюдал за мною, как сквозь замочную скважину. Иначе как бы он мог видеть сквозь газету?
— Прими меры! — шепнул мне Лало Мышка.
Я спрятался за столб. Дырки в нем не проделаешь! Одновременно я продолжал думать: «Как жаль, что именно сейчас дядя Владимир на курорте! Просто не с кем посоветоваться! Если пойду к отцу и расскажу ему про свое приключение, он сразу высмеет: глупости, мол. А мама испугается и начнет водить в школу за ручку».
Зазвенел звонок. Мы убрали инструменты, очистились от опилок и стружек, товарищ Миронов сложил свою газету, и все разошлись по домам, усталые, с повышенным аппетитом.
— На обед мама приготовила котлеты в соусе! — сказал мне Крум так доверительно, как будто бы делился мировой тайной. — А у вас что сегодня?»
— Не знаю, — ответил я.
— Ты не интересовался?
— Нет.
— О чем же ты думал целое утро?
— О других вещах.
— А на десерт будет кислое молоко. Я люблю его с сахаром. Положу грамм сто, не меньше.
— Положи. Сто граммов сахара содержат девяносто калорий.
— Не девяносто, а четыреста девять.
— Ошибаешься, Крум.
— Это ты ошибаешься. Может быть, в других вещах мне не все ясно, а вот что касается калорий — это по моей части. Сто граммов чистого масла, например, содержат 781 калорию, одно яйцо — 160, один стакан овечьего молока — 246…
— Тебе так важно все это знать?
— Конечно, важно! Если не хватает одного продукта, я заменяю его другим. Всегда стараюсь принимать нужное количество калорий. Не худеть же мне в конце концов!
Я подумал: «Наверное, дед Павел Стремский — рассеянный человек, как и все люди науки. Почему утром он о сахаре говорил другое? Я посоветую ему быть внимательнее, чтобы не пришлось краснеть перед студентами».
А своему другу я сказал:
— К шести вечера я приглашен в гости к одному профессору.
— С родителями, да?
— Ну что ты! Он мой личный знакомый. Совсем недавний.
— А почему ты до сих пор не похвастался?
— Просто… забыл.
Крум махнул рукой:
— У меня тоже появился один интересный личный знакомый, но я тоже просто… забыл тебе об этом сказать.
— И тоже профессор?
— Нет. Старшина милиции. Вчера вечером случайно познакомились возле овощного магазина и сразу разговорились. Не задается, хоть у него широкие лычки на погонах. Обещал, что, если мне придется нашкодить, он окажет помощь, спасет от наказания… Конечно, если шкода будет не слишком крупная.
— А в гости он тебя пригласил?
— Еще нет.
— А мой профессор — уже! Очень воспитанный и образованный человек. Сказал, что могу взять с собой кого-нибудь из друзей. Пойдем?
— К ученому? — испугался Крум.
— А почему бы и нет? — удивился я.
— Да знаешь, какие вопросы задают эти ученые? Вспотеешь, пока выкрутишься.
— Но у этого есть жена…
— Ну и что?
— …которая сварила очень вкусное ореховое варенье. И не жадничает: съешь блюдце — дольет, и так по семь-восемь раз. Лишь бы гость попался выносливый!
Мой друг перестал расшвыривать ногами опавшие на тротуар листья.
— Ну, — сказал он жертвенно, — в том случае, если я тебе так нужен…
Мы договорились, что я зайду к нему в полшестого, с тем чтобы ровно в шесть мы были у профессора.
— До встречи, Саша!
— До встречи, Крум. Оставь место в желудке для варенья!
— Не беспокойся, он у меня резиновый!
Я пошел вдоль зеленого здания городского театра. У входа висела витрина, в которой выставлялись обычно фотографии из разных спектаклей. Теперь снимков не было, а по диагонали всего табло было написано:
«ОЖИДАЙТЕ «НАШЕСТВИЕ НИКИФОРА!»
Если бы я был моложе и не понимал значения кавычек, то, наверное, страшно испугался бы. Все у нас против нашествий, все — за мир и разоружение.
— Ага, уже вывесили анонс! — услышал я из-за спины знакомый голос.
Это был Калинкин дядя — побритый, причесанный, в элегантном костюме и новых туфлях. Но разве хорошая одежда определяет хорошего артиста?!