Здесь мне делать уже было нечего. Я встал и осмотрелся. Никаких следов Джерри Блейка.
— Чик-чирик! Чик-чирик! — насмешливо сказал воробей.
Рассердившись, я кратчайшим путем пошел домой.
— Ну и как? — встретила меня мама.
— Ничего не было, — сообразно, ответил я. — Музыкальная школа сегодня работает с трех часов.
— Наверное, в три часа тебе опять надо выходить из дому по своим делам?
— Нет, мама.
— Все же в следующий раз придумай другую причину. Я давно поняла, что от твоих скрипичных занятий осталась только одна фотография.
И опять включила мотор стиральной машины.
Глава VIII. Визит с непредвиденным концом
Часы уже показывали полшестого, а я еще не нашел способа улизнуть из дому. Когда светло — легко: можно выдумать тысячу причин, и все будут приемлемы. Но когда начинает смеркаться, тогда остается либо сбежать без объяснений, либо сказать всю правду.
Я уже был готов к старту, но тут пришла бабушка Мария.
Вместо приветствия она сказала, что подаренные мамой цветы она посадила в горшочки и те уже пустили корни. Атмосфера в соседней комнате улучшилась. Я сразу решил прибегнуть к способу № 2, то есть сказать всю правду.
— Мама, — сказал я, после того как поцеловал бабушкину руку и получил свою обычную долю конфет, — я приглашен в гости к одному профессору. Можно пойти?
Мама подумала, что я вру. Она сказала, чтобы я оставил свои шуточки до прихода папы, — пусть он тоже посмеется. Но бабушка Мария сразу поверила. Она оглядела меня с уважением и поощрительно сказала:
— Браво, Сашко! С людьми науки надо поддерживать связи! Умно! Когда захочешь стать студентом, это тебе пригодится.
Мама тоже выразила свое мнение:
— Лучше поддерживай связи с самой наукой, а не с ее людьми.
Но когда я попросил ее написать болгарскими буквами несколько немецких фраз, ее интерес мгновенно пробудился.
— Какие фразы, детка?
— Вежливые, мама. Для жены профессора.
— Может быть, для внучки профессора, сынок?
— Нет, мама. Совершенно вежливые.
— Ага!
Ей стало ясно, что дело серьезное. А поскольку в прошлом году она учила этот язык и держала в туалетном столике объемистый болгарско-немецкий разговорник, то через пять минут галантные выражения были готовы. Когда жена профессора Стремского меня встретит, я должен сказать ей:
— Гнедиге фрау, хойте абендс зеен зи безондерс юнг унд фриш аус!
А когда познакомимся:
— Эс вирд мир зер ангенем зайн цу эрфарен, вас фюр циммерблюмен зи эрцойген.
Все это должно было бы привести профессоршу в восхищение, потому что означало: «Уважаемая госпожа, сегодня вечером вы выглядите особенно молодой и свежей… Мне будет чрезвычайно приятно узнать, какие комнатные цветы вы выращиваете».
Я схватил листок и побежал к Круму. Я сказал ему, что строгая госпожа Стремская очень много говорит по-немецки. Если мы хотим быть хорошими дипломатами, то должны предложить ей учтивые фразы. Это в обмен на ореховое варенье.
— Еще новости есть? — спросил Крум.
— Нет.
Сердце у меня сжалось от моей собственной лжи, но разве я мог ответить иначе? Даже мой ближайший друг узнает о Джерри Блейке не раньше, чем тот будет мною пойман, а я сам буду увенчан лаврами великого детектива.
Крум примирительно вздохнул и взял вторую половину листка для самостоятельной зубрежки.
Благодаря такой рациональной подготовке ровно в шесть мы были перед металлической табличкой квартиры № 13, полностью заряженные учтивостью.
Дзинь!
Дверь открыла полная старушка с седыми волосами, в черном платке и с добродушной физиономией.
Я спросил:
— Дома ли супруга товарища профессора?
— Да, — любезно ответила старушка.
— Можно нам ее видеть?
— Вы меня уже видите.
Я замолк. Надо было прийти в себя. До этого мгновения я думал, что жена столь ученого человека непременно должна быть настоящей светской дамой — высокой, стройной, с орлиным носом, рисованными бровями и с бусами, напоминающими окружную железную дорогу. Да, так я предполагал, но в данном случае вышло все наоборот.
— Вы что-то сказали? — нетерпеливо спросила старушка.
Нельзя было терять ни секунды. Четко поклонившись, я заявил самым благовоспитанным тоном, разумеется, по-немецки, что уважаемая госпожа в этот вечер выглядит особенно молодой и свежей.
По предварительно намеченному плану, Крум должен был обрадовать ее своим изречением только через 10 минут. В светском разговоре нельзя выкладывать все сразу, здесь необходима постепенность. Но мой друг решил проявить инициативу тотчас после меня. Так же вежливо и так же по-немецки он пролепетал, что ему будет очень приятно узнать от госпожи профессорши, какие комнатные цветы она выращивает.