Боковая дверь кабинета выходила в сад. Евгений Викторович оставил ее открытой, чтобы слышать, если позвонят, и опустился в плетеное кресло. Он не сомневался, что счетно-выслительный центр подтвердит те же данные. Нужно было успокоиться перед разговором с председателем Комитета космонавтики, и Евгений Викторович хотел отвлечься от мыслей, взволновавших его. Он пытался думать об Инге Михайловне, однако думалось только о Стебелькове. По привычке мысли его понеслись в дальние дали, к звездам…
Он не принадлежал к числу тех людей, которые считали, что только человек Земли единственно правильно сложен, идеально гармоничен, красив, а разумные существа других миров, вероятно, одноглазы, косорылы, длинноносы, они могут быть в виде отвратительных моллюсков или даже состоящие из кристаллов. Стебельков опроверг это. Он подтвердил ту точку зрения, которой придерживался Новосельский. Существует единство законов Вселенной. В самом деле: если при имеющихся возможностях стали известны спектры звезд даже в других галактиках, — а спектральный анализ помогает ориентироваться в мире атомов, и он показывает, что эти звезды таковы же, как и наше Солнце, — то логичен вывод о схожести возникновения и развития жизни на других планетах. Жизнь развивается только в труде, в борьбе, и разумное существо приобретает руку — совершенный орган трудовых операций (червеобразный отросток для этих целей не годится, он отмер бы, как обезьяний хвост, либо превратился бы в ту же рабочую руку). В иных населенных мирах, как и на Земле, происходит тот же углеродный и кислородный обмен, являющийся дыханием жизни, и всюду господствуют одни и те же законы небесной механики, физики и химии…
В кабинете раздался звонок, и Новосельский подошел к телефону. Он этого и ожидал — машина не ошибается, счетно-вычислительный центр подтвердил свои данные. Евгений Викторович позвонил в Комитет космонавтики. На экране видеотелефона показалось хорошо знакомое лицо председателя Комитета — сухие щеки, нос с горбинкой, густые черные брови.
— Здравствуйте, Евгений Викторович.
— Еще раз здравствуйте, Леонид Акрамович.
— Я вас слушаю.
— Леонид Акрамович, мое мнение — оставить спутник, — сказал Новосельский, немного волнуясь. — Навсегда, навечно. В этом — бессмертие Стебелькова.
— Данные те же?
— Они абсолютно верны, Леонид Акрамович. Спутник имеет в общем форму шара диаметром не более тридцати сантиметров. Объем футбольного мяча. Это объясняет все.
Председатель Комитета нахмурился, склонил голову, прочитал свои записи и снова взглянул на Новосельского.
— Но вес, Евгений Викторович, вес-то значительный.
— Да, но он подтверждает, а не опровергает наше предположение.
— Значит, только мозг?
— Да, моделированный мозг Стебелькова. Этим и объясняется значительный вес спутника. Если мы при создании машинных копий добились плотности монтажа до сотни миллионов элементов в одном кубическом сантиметре, то альвины, надо полагать, ушли от нас далеко вперед.
Доводы были убедительными, но председатель Комитета ставил перед Новосельским все новые вопросы, он тревожился: а вдруг данные о спутнике не верны и там — живой человек, герой, каких еще не знал мир.
— Ведь Стебельков отвечает на такие вопросы, которые наверняка не могли быть запрограммированы, — сказал он.
— Совершенно верно, Леонид Акрамович. Но вот еще доказательства. То, что Стебельков перед началом сеанса произносил только несколько слов, а затем включал пленку, меня с самого начала заставило подумать о модели мозга. Но я допускал мысль, что ему самому трудно вести длинную передачу, трудно говорить. Когда была установлена двухсторонняя связь, выяснилась такая особенность: он весьма подробно и четко доложил о состоянии аппаратуры. Однако мы ничего не могли узнать о нем самом. Он ни слова не сказал о состоянии своего здоровья, о самочувствии. У него нет этого состояния, Леонид Акрамович.
— Очевидно, вы правы, Евгений Викторович, и все-таки… Когда слушаешь рассказ Стебелькова, думаешь о человеке, а не о машине. Понятно, что альвинам не представляло большого труда сделать электронный мозг. Они знают русский язык, а дальше — законы кибернетики: модель мозга сама анализирует услышанное по принципу отбора, отвечает на вопросы… Но если хоть одна сотая, тысячная, миллионная доля процента в доказательствах будет против моделированного мозга, спутник снимем и доставим на землю.
— Ошибки не должно быть, Леонид Акрамович, — твердо сказал Новосельский. — Если мы снимем спутник и он окажется моделью мозга, мы, возможно, не услышим, что стало со Стебельковым, потому что работа модели рассчитана на определенные условия. Нельзя допустить ошибки, иначе мы просто ничего не стоим.
— Так. Я верю вам, — медленно произнес председатель Комитета. — Подождите. Я вернусь для окончательного разговора через несколько минут.
Новосельский стал ждать. Он не отходил от видеотелефона. Он догадывался, какое будет принято решение и кому поручат его выполнять.
Снова появившись на экране, председатель Комитета сказал: подготовленный к старту космический корабль полетит к спутнику; Новосельскому поручается самому наблюдать спутник с близкого расстояния, сообщать данные о нем, и только тогда будет принято окончательное решение.
2
Определить с Земли положение спутника не составляло большого труда, но найти его — дело нелегкое. Для громадного космического корабля он был песчинкой, залетевшей на тридцать пять тысяч километров от Земли. Если бы спутник хоть на мгновение оказался бы позади корабля, горящие газы, выбрасываемые из дюз со страшной силой и на огромное расстояние, уничтожили бы его…
Из предосторожности корабль взлетел и поднялся далеко в стороне. Он достиг высоты в сто тысяч километров и стал снижаться по спирали, окружая место, где находился невидимый спутник, — огненная струя газов все время была направлена в стороны от него и немного вверх. Теперь вся надежда была на приборы. Радар пока ничего не показывал. Иногда о корпус корабля ударялся маленький метеор, при этом Новосельский каждый раз бледнел: «А если это?..» Он отгонял беспокоящую мысль, посматривая на командира корабля.
Командир был опытный космонавт, воплощение невозмутимости; этого человека с добродушным лицом, с ясным открытым взглядом серых глаз, казалось, ничто не может взволновать и огорчить.
— Спокойно, товарищ профессор, — улыбаясь, говорил он Новосельскому. — Нервочки-то у вас, я замечаю, в последнее время поослабли.
— Исключительный случай, — оправдывался Новосельский. — Это же не просто полет.
— Да, такие виражи вблизи Земли опасны, — лениво согласился командир; слово «опасны» он произнес так, будто разговор велся дома за чайным столиком и речь шла о ком-то другом, находившемся в космосе. Новосельскому хотелось упрекнуть его, сознает ли он сам всю ответственность операции? Но это было бы бестактностью. Он хорошо знал этого человека, верил в него.
— Я недавно вернулся с Марса, — сказал командир. — Спокойнейший, даже скучный полет. Когда я спал, меня замещал корреспондент. Сообразительный малый, только не в меру горяч.
— Знаю такого, — сказал Новосельский. — Его зовут Лео Киджи.
На этом разговор кончился. Стало не до разговоров.
Еще один ход по спирали. Высота — пятьдесят тысяч… Внизу виднелась выпуклая Земля, закрытая дымкой облаков. Командир корабля преобразился, его сильное тело напружинилось, взгляд заострился. Еще виток. Теперь корабль почти на одной высоте со спутником. Напряжение возросло. И вот на экране появилась искрящаяся точка. Командир приказал убавить скорость. Точка увеличивалась, приобретала четкие очертания, затем у нее появилось что-то вроде усиков. Корабль суживал круг. Он стал как бы спутником маленького спутника Земли, затем он выравнял скорость и полетел по прямой параллельно со спутником, чуть поотстав от него — при таком положении длинный огненный хвост был не опасен.