Под окном, среди дубов рос орешник. В ветвях его мелькнул рыжий огонек. Шкубин заметно оживился.
Они молча следили за белкой. Огненно рыжий зверек показался совсем близко. Он обхватил лапками орешек в зеленой кожуре и пытался сорвать. Плод держался крепко. Белка ударила лапками, но не сбила ореха. Пришлось перекусить веточку зубами. Орех упал у стены напротив окна.
Шкубин потянулся, упираясь руками о кресло. Белка, конечно, заметила человека. Интересно, осмелится ли она подойти близко? Инга смотрела то на орех, то на Шкубина. Если человек наедине с природой меняется, чувствуя ее красоту, и словно детское любопытство шевельнуло его душу, — значит он не очерствел совсем и осталось еще что-то хорошее в его сердце.
Белка спустилась по стволу, юркнула в сторону, снова появилась. Она искала орешек и увидела его. Нужно было подойти ближе к людям, и она решилась на этот рискованный шаг. Белка метнулась вперед и замерла, сверкая глазками. До орешка оставался один прыжок. Инга замерла. Ей хотелось, чтобы белка не испугалась, чтобы Шкубин шумным вздохом или движением руки не отогнал ее. Но и Шкубин затаил дыхание. Белка подскочила, схватила свою добычу и вот уже мелькнула узким пламенем вверх. В ветвях прошелестело и замерло.
— Смелая! — тихо сказала Инга.
— Смелость необходима. — Валентин Юльевич опустил голову. — Белка делает запасы для своей семьи.
— Смелыми бывают не только для своей семьи, но и для других…
Шкубин поднял голову и посмотрел на нее маленькими глазами. Видно было, что он боролся с усталостью и болью.
Шкубин тяжело опустился в кресло и вдруг сказал по-русски.
— Садитесь, Инга Ивановна, побеседуем, может быть, в последний раз.
— Простите, но… меня зовут немножко иначе, — забывшись, она ответила тоже по-русски.
— Ну, не Ивановна, так Петровна или Михайловна, — Шкубин потянулся в сторону, достал лекарство, положил таблетку в рот и запил водой. — Знаю одно — вы не фройляйн. И пожалуйста, не называйте меня господином доктором, а зовите Валентином Юльевичем, если угодно.
Инга была совершенно сбита с толку.
— Но это так странно… Что с вами произошло?
— То, что должно было произойти много раньше, Инга Ивановна.
— Михайловна, — поправила Инга.
— Спасибо. — Валентин Юльевич откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. — Но лучше поздно, чем никогда. Ведь мы с вами встретились только четыре дня назад.
«Только четыре дня, — подумала Инга. — А какие события!..»
— Я редко вижу людей, плохо знаю их, — продолжал, что-то вспоминая, Шкубин. — Меня мальчишкой взяли за руку и увели из тех мест, которые я любил и теперь вспоминаю, как давний сон. Повели по дороге, где по обеим сторонам росли злые колючки, царапавшие душу, а впереди… Мне говорили, что впереди свободный мир, счастье. Я рос, но руку мою не отпускали: ее брал то один, то другой. Я подчинялся, и никогда не боролся против обстоятельств. Я изучал науки, и очень поздно спохватился, увидев, что впереди — бездна…
Вы, случайно, не знаете профессора Новосельского? Я слышал только фамилию.
— Знаю.
— Сколько ему лет?
— Столько же, сколько и мне. Мы были однокурсниками в университете…
— Вот как! — в голосе Шкубина чувствовалось сожаление. — Да, жизнь моя прошла, как ненужный, усилившийся дождь в ненастную погоду.
«Он не так виноват, как прямолинейно и резко рассудил Лео Киджи, — думала Инга. — Виноваты другие… Если бы он остался у нас, тот мальчишка, которого взяли за руку и увели, любознательный, способный, он стал бы большим человеком».
— Я спохватился и понял, что один, по натуре инертный, не смогу повернуть. И впервые более внимательно присмотрелся к человеку, от которого ждал помощи. — Шкубин глянул на Ингу с грустной улыбкой, кивнул ей головой и опять закрыл глаза. — В другое время я остался бы безразличен. Кто вы и откуда? На этот раз обстоятельства сложились лучше, и мне нужно было воспользоваться ими. Мне необходим был человек, который сам смог бы предотвратить беду. Я не верил в свои силы. Сегодня я разговаривал о вас с профессором Дольцем.
— Как же вы могли согласиться служить Руису? — воскликнула Инга.
— Трагедия таких людей, как я, в том, что возле них не было друзей, как вы, — это я хорошо понял, хотя и очень поздно. Связь с Патом Руисом — длинная история, — вздохнул Валентин Юльевич. — Не хочется вспоминать. У меня остались силы только для одного дела… Я вам верю, вы имеете основание не верить мне, но, надеюсь, поможете мне произвести земные расчеты…
— Что вы задумали? — строго спросила Инга.
— Нет, не с собой покончить… Это придет само собой, скоро. — Валентин Юльевич говорил спокойно, с тихой улыбкой. — Я врач и знаю. Вмешательства не потребуется… Уничтожу все, чего достиг, ибо это не нужно людям, а ученый обязан служить только им.
Он проглотил еще одну таблетку, вытер бледное вспотевшее лицо.
Инга встала.
— Что нужно сделать?
— Пойдите с фрау Эльзой вниз, в лабораторию, закройте плотно все окна. Если окажутся щели, заклейте бумагой. Затем пошлите фрау Эльзу наверх — здесь нужно закрыть вытяжную трубу, — и сами отверните кран на шланге баллона, понимаете? Сделав это, быстро выйдите из лаборатории и закройте дверь. Под ней остается щель — закройте чем-нибудь… Не задерживайтесь лишней минуты, хотя это и безвредно для человека. Часы снимите и оставьте здесь.
— Мне непонятно, что вы хотите этим доказать? — спросила Инга, подумав, а не лучше ли до комиссии ничего не трогать? Предстоящее дело ее разочаровывало: совсем не к такому подвигу готовила она себя.
— Скоро появится Руис. Он непременно приедет. Надо спешить. Позовите сюда фрау Эльзу.
Явилась служанка, получила наставления хозяина, и вместе с ней Инга спустилась в цокольный этаж. Там поблескивали приборы, и было жалко уничтожать их, но Инга помнила, что все они были приспособлены для одной цели — создать такое, что могло бы уничтожить созданное.
Створки окон были хорошо пригнаны, и не требовалось заклеивать их в местах соединения. Разбившееся при недавнем землетрясении стекло было тогда же заменено новым. Инга внимательно осмотрела столы, полки — не забыл ли Шкубин что из своих вещей. Она увидела электронный микроскоп — нужный для врача прибор — и попросила фрау Эльзу отнести его в кабинет доктора. Когда служанка вышла, Инга размотала шланг от баллона и отвернула кран. Из шланга с легким шипением вырвалась струя желтого газа, он расползался в воздухе. Инга быстро вышла, захлопнула дверь и закрыла на ключ. В углу лежала тряпка, которой служанка протирала полы. Инга растянула влажную тряпку и прикрыла щель внизу между дверью и полом. Потом она поднялась к Шкубину и отдала ему ключ.
— Вот ваши часы, — сказал Валентин Юльевич. Он сидел, все так же откинувшись на спинку кресла, и левой рукой держался за сердце, он словно боялся сделать лишнее движение. — Сейчас девять тридцать… Через полчаса с одним делом будет покончено. Вот вам другой ключ, откройте шкатулку, ту, что стоит под столом. Там лежит сверток бумаги в темной обертке.
Инга открыла небольшой металлический ящик, достала свернутый в трубку плотный лист бумаги.
— Это, пожалуй, самое главное, — сказал Валентин Юльевич. — Посмотрите!
Она увидела цифры, буквенные обозначения, краткие записи, которые трудно было понять. Весь лист бумаги был исписан, беспорядочно, наспех.
— Это дал мне Руис семнадцать лет назад, и с тех пор я старался расшифровать, не подозревая, что тут заложен секрет «желтого облака». По его словам, это передал ему один из ученых. Какая злая неправда! Посмотрите подпись внизу справа.
Инга с трудом прочитала: «Принял Киджи». То была подпись отца Лео. Вот из-за этого он и погиб!..
— Единственный экземпляр, — продолжал Валентин Юльевич, не замечая волнения Инги Михайловны. — Ни одна голова не удержит в памяти этих сложных, во многом путанных, неправильно записанных формул и расчетов. Мне потребовалось семнадцать лет, чтобы свести концы с концами и то благодаря тому, что пришлось заняться анализами космической пыли… Мы сожжем бумагу, а то, что осталось здесь, — он тронул пальцами правой руки лоб, — умрет вместе со мной.