В порту стоят огромные корабли. По громадным трапам, как муравьи, вереницей движутся грузчики с тяжелыми кругами бобовых жмыхов на плечах. Они идут быстрыми мелкими шажками, пружиня на полусогнутых ногах. А на мостике стоит капитан или вахтенный начальник. Англичане бывали редко. Чаще шведы и норвежцы. Они на своих кораблях, как извозчики, работают по найму во всем мире. Тогда у нас не было флота, фрахтовали суда. Вахтенный начальник прохаживается с видом киногероя, закуривает сигару.
Отец научил Георгия понимать своеобразие китайской жизни. Раменовы жили в небольшом сибирском городе. Когда во Владивостоке разразилась человеческая чума, старый Раменов согласился поехать на эпидемию, к восторгу Георгия. Когда-то в молодости отец Раменов бывал в противочумных экспедициях.
Отец уехал. Эпидемия вскоре закончилась. Раменов писал домой, что советская сыворотка оказалась превосходной.
Отец пригласил жену с сыном во Владивосток, чтобы могли посмотреть океан и портовый город.
Вторично Георгий приехал туда в гости к своему товарищу, поступившему в мореходку. В то лето он и сам ходил в море на моторно-парусном боте, был в Корее, вернулся полон впечатлений. Уехал домой и доучивался в последнем классе школы в родном городе.
…А если Барабашке дать в его элегантные руки пачку сигар? И он угощает Максима. Красная пачка вроде заграничной. Чего не бывает у наших рыбаков, ведь им даже лимоны и варенье привозят. Теперь сигары делают и у нас, не обязательно им курить манильские или гаванские. Вот и смеется Барабашка, приехал из города, привез сигары и угощает председателя! Забыл, как его толкали.
«Ну и рожа!» — с восторгом думает Георгий, поражаясь, как из ничего, из пустоты являлись на полотне живые лица; казалось, даже голоса их слышатся.
Сел на кресло, в котором обычно устраивалась Нина. С кистью в руках, весь в грязи, в почетной грязи на этот раз. Сколько прошло времени, он не знал. Работа нравилась ему, и он уже не чувствовал себя отвергнутым, униженным или дельцом, который схватил одну из лучших квартир в городе. Он больше не бездельник в трудовой семье, где все идут еще затемно на заводы, где в шесть-семь часов — все улицы полны скрипящих по сухому снегу салазок, женщины при тридцати — сорокаградусном морозе везут в ясли и детские сады своих укутанных с головами ребятишек. Все молчат. Только скрип полозьев по всему еще темному городу. Растет поколение, которое увидит настоящую жизнь…
Сейчас Георгию казалось, что он очень прочно стоит на ногах. Какие быстрые перемены! Много ли надо человеку! Он сам поражался быстроте, с которой работал. Казалось, где-то в душе таится могущественный заряд и долго мучает его. Каждый раз после долгих разочарований, неудач и раздумий — ударяла молния…
Пусть все смотрят: наши рыбаки курят сигары. Это ничего, что они их никогда не курили. Со временем научатся, не беда, что Максим вообще не курит. Мог же попробовать, когда Барабашка привез такую диковину. И это очень верно получилось, ведь нанайцы, эвенки и ненцы к новинкам часто любопытней русских крестьян, у них меньше обид, они доверчивей.
Максим в шапке-ушанке с широкой рожей, белобрысый, как английский капитан перед публикой на причале. Барабашка тянет сигару вовсю, как машина пыхтит, заправский курильщик. Ему вид не нужен, нужна затяжка покрепче, натура требует ощущений, страстная натура.
Сделать подпись: «Пьяные рыбаки»? Нет, нехорошо! Общество не так понимает современных тружеников. Нина будет недовольна, скажет — мало того, что ты не умеешь вести себя в обществе, ты еще и в творчестве занимаешься озорством. Зачем тебе такая надпись? Кстати, и рыбаки твои трезвы совершенно. Ах, Нина, разве они трезвы? Разве человек пьян только водкой. Сама же ты говоришь, что я бываю пьян без вина! Ах — ученая женщина! Разве Максим с Барабашкой не могут опьянеть, они всё могут! Закурили же они сигары! И они пьяны от счастья, труда! Почему обязательно дурно думать о них и обо мне?