С тех пор Сапогов задумывается, нужно ли так орать, как это обычно делается. Георгий еще сказал ему однажды, что читал где-то записки адмирала. Тот учил молодых офицеров на кораблях никогда не кричать. «Вы всегда окажетесь в смешном положении перед своими подчиненными, если станете кричать. Они не будут вас уважать. Офицер, который кричит, позорит себя».
Но в наше время все кричат, так принято. Георгий рассказывал, что только нанайцы не любят, когда на них кричат. Нанайцы не любят!
У каждого — свои цели. Про Тишкова говорят, что он хороший семьянин. Дети у него учатся играть на пианино. Примерный папаша, ради детей лезет из кожи вон. Прямо признается, что приехал сюда, чтобы обеспечить им будущее, заработать как следует.
Теперь окружающие иронизируют над Сапоговым. Будто бы Петров говорит, что Раменова молодчина, положила предел порывам управляющего. Неужели Петров знает? Или, может быть, Петров ничего не знает и все это пустые разговоры?
У Георгия успехи, о нем даже «Правда» написала. Сапогов не желает уступать, работает с бешеной энергией. Он хочет, чтобы всегда в углу его кабинета стояло это красное знамя с бахромой и золотыми кистями. И он не хочет уступать Георгию ни в чем.
Сапогов был очень смущен после неудачной поездки на базар. Он видел, что Раменова не играет, что она вне себя от возмущения. Они были наедине, она рассердилась неподдельно.
Похоже, что она вообще хочет прекратить знакомство. А это обратило бы внимание Жени.
Через несколько дней после поездки на базар он спросил жену:
— Почему Раменовых не пригласишь?
— Я всегда с удовольствием! — ответила она.
— Пожалуйста, позвони сама Нине, он, как говорят, в таком творческом подъеме, что не выходит из студии и ее все время держит дома.
Евгения Васильевна звонила много раз. А Сапогов был очень заботлив. Он привез жене новую мебель, ее сделали в цехе краснодеревщики, которые готовили внутреннюю обшивку кают и гарнитуры для кораблей.
Пришла «Правда» с маленькой заметкой о Раменове. Но эта маленькая заметка была очень значительной.
«Надо действовать смелей! — решил Сапогов. — Нельзя стать посмешищем всего города!»
Теперь Георгий в отъезде. Удобное время. Сегодня, когда Сапогов появился в редакции, кажется, Нина была довольна. Так же спокойно, сдержанно надо действовать дальше. И, в конце концов, там, где неправ, надо отступить. Сапогов до сих пор еще не преодолел своего смущения, он понимал, что хватил лишку.
Солнце еще не заходило, длинный летний день. Кажется, сейчас самые длинные дни. Сапогов помнил, как в детстве, в деревне, в эти дни праздновали Ивана Купалу. Девушки плели венки, кидали их в воду. На празднике обливались из ведер. Он уже тогда был рослым мальчишкой. Но еще до Ивана Купалы далеко, а дни все идут на прибыль. Ждать сумерек не хочется, хотя после того, как солнце сядет, всегда лучше чувствуешь себя.
«Только вперед!»
Его машина остановилась у подъезда двухсотквартирного дома. Он вышел и отпустил машину.
Нина, сидя в комнате, слышала через открытое окно, что хлопнула дверца машины. Она вскочила как ужаленная, сообразив, что это может быть. Но она не кинулась к окну. Взглянула на себя в зеркало, взяла ключи и быстро вышла, захлопнув дверь.
Крупным шагом, тяжело дыша, как большой зверь, шагая через несколько ступеней, вверх по лестнице поднимался Сапогов.
Он неожиданно увидел Нину.
— Вы?.. А я к вам, мне очень, очень надо.
— Извините меня, но я должна идти. Скажите мне здесь.
— Я предпочел бы другую обстановку…
— Вы знаете, я очень спешу и не могу возвратиться. Пойдемте со мной, — сказала она с легким кокетством. — Проводите меня.
Он смутился, но делать нечего. И она заставила его идти по улице, при всех, с ней, когда еще не село солнце, когда еще были открыты магазины и на улицах люди. Все видели его смущение, как он, изменив торжественную осанку, откинув свою важность, чуть не путался в своих длинных ногах, краснея, наклонялся и говорил заискивающе, не обращая внимания на окружающих, спешил, стараясь поспеть за ней. Она вдруг резко поворачивалась, так, что он оказывался в неудобном положении. Она шла в магазин, и ему приходилось входить, — совсем неловко! Он не привык, чтобы с ним так обращались. Это человек, который всегда знал, что делает, куда идет… В глубине души он боялся, что обо всем донесут жене. Если он останется в ссоре с Ниной — тоже нехорошо.
Наконец он выбрал миг и остановился лицом к лицу с ней на углу, где вокруг никого не было.
— Я должен сказать вам совершенно честно. Даю вам честное слово, что я глубоко раскаиваюсь. Я не должен был вам тогда говорить. Извините меня, и помиримся… Правда, ехали мы тогда прекрасно, я всегда это буду помнить… Но простите, я больше никогда не скажу вам подобного.