«Если бы я написал Петрова с топором в лесу, партработники возмутились бы, сказали — это насмешка, унижение партийного работника, не типично, какая-то клевета… А он мне мил именно тем, что в выходной день вкалывает. Книги лежат у него по судостроению, специальные журналы… Строит он теперь металлургический завод…»
«Георгий Раменов, по сути дела, прав, — думал Петров. — Это Модулин до сих пор считает, что интеллигенты народ гнилой. Да, если он узнает, то скажет: мол, куда этот Раменов лезет? Чего он хочет… Что он знает, сидя в своей студии? Клевещет он на наш прекрасный город! На город-мечту!»
«И я не могу на заседании горкома поставить вопрос о будущем облике города. А Раменов прав. Прав в главном — надо смотреть в будущее, не ляпать безвкусицу и беречь природу…»
ГЛАВА XX
Окна открыты. На столе скатерть из парусины с вышивкой и зеленая вода с красными саранками.
— Опять приезжали картины покупать, — сказал Георгий.
— Отдохни. Все в свое время. Теперь я буду хозяйничать сама. Мне дают два свободных дня за сверхурочную работу. Завтра я приготовлю тебе вкусный обед.
Она принесла с базара ранние овощи.
— Самое страшное стать провинциальной знаменитостью, — говорил он, — но бросить город, бросить людей, которые мне верят, тоже глупо. Пусть будут мои картины, это лучше, чем клеенки… Но что, если бы я свой успех принял всерьез?
Последние дни Георгий опять бывал на заводе. Там закладывались новые суда. Монтировались новые станки, шла кладка новых печей. В вечерних школах экзамены. Почти все рабочие учились: заочно, в кружках, а самые способные, как Ната, — в вечернем техникуме.
Георгий вернулся, и у него новый прилив интереса ко всему, чего он не видел за это время. Теперь он говорил, что заниматься баловством, фантазиями — провинциально, не ко времени. Он чувствовал себя так, словно он еще не мог найти какой-то ключ, чтобы весь видимый мир писать по-новому и с новой силой. Даже Ната замечала, что с ним творится неладное, и спросила его однажды: правда ли, что он ездил с Шестаковым в Вознесеновку и там они познакомились с двумя приехавшими молоденькими учительницами?
— Нет, неправда.
— Напрасно. Вам нужно какое-то знакомство для вдохновения, и тогда у вас все пойдет как по маслу. Я теперь читаю разные книги про художников и писателей. И Нина Александровна не будет обижаться.
…Вместе со студией квартира Раменовых занимала все крыло верхнего этажа дома. Иногда она казалась Георгию замком, особенно в ночные часы, когда, как со сторожевой башни, он смотрел из окна вниз.
Нина прекрасно понимала, что с ним…
— Ну отдохни, не спеши, все придет к тебе.
Она убеждена, что в нем — поворот к лучшему, что он задет, тронут откликами и суждениями, как бы грубы и нелепы они подчас ни были. Все перерабатывается в его душе. Он понял: жизнь, общество ждет от него чего-то большего. Про старуху немку Нина сказала ему: «Первая встреча с иностранкой в твоей творческой жизни». Он призадумался.
Иногда говорил, что хотел бы опять жить на гроши и писать не в студии.
В эту пору, когда все так внимательны к нему и к ней, Георгий и Нина все больше стремились к уединению, избегали шума, похвал.
Тишина, счастье, окна открыты днем и ночью, бушует ли гроза и потоки свежести льются в квартиру и оживляют стоящие всюду цветы, или палит солнце. Все прекрасно в эти дни.
— Может быть, мне в самом деле все бросить и ехать в этом году учиться, проситься без экзаменов, хлопотать…
Жаркое и томительное лето. Жара чувствовалась даже в самые ранние часы, едва всходило солнце, оно жгло и томило, и приятно было вытянуть на горячем уже подоконнике обнаженную руку.