«Скоро праздник, - возразила девочка. - На балах и на праздниках можно танцевать бесплатно.»
У Ростика загорелись глаза. Праздник в «пряничном городе»! Бал!
Он предвкушал красивое и необычное зрелище, музыку, конфеты и конфетти, медленный танец с Лизой… вдвоем… в полутьме огромного зала, в окружении свечей и зеркал.
«Ух ты! Когда?»
«Через три недели.»
Ничего себе скоро! В виртуале три недели равны целой жизни. Но Ростик не хотел показаться навязчивым, если надо ждать - он будет ждать.
Как–то очень быстро в «пряничном домике» наступила зима. Листья из тонкого, прозрачного мармелада пожелтели и хрустящим печеньем осыпались с деревьев на марципановые газоны. Улицы городка укутались разноцветной сахарной ватой, сироп в реке замерз и превратился в клубничное мороженое, тротуары покрылись искристой корочкой карамели. Ростик и Лиза без устали катались на санках и коньках - вниз по горкам, по склонам, по залитой скользкой глазурью набережной. О желтых бабочках мальчик и думать забыл, да и в правду сказать, какие бабочки в мороз? Только иногда сквозь сладкое многоцветье, сквозь сказочную фееричность зимы проступало что–то другое, настоящее, темное, как подтаявший снег. Непредсказуемое и сложное, как будто все уровни разом вдруг становились видны, втиснутые друг в друга, подобно матрешкам.
Ростик купил себе дубленку за сто шестьдесят таллеров, теплую, на кроличьей подпушке, а Лиза связала ему длинный трехполосный шарф, который можно было обмотать три раза вокруг шеи, чтобы холодный ветер не задувал под воротник. В благодарность мальчик подарил ей красные рукавички, которые очень шли к ее махеровой шапочке и шубке из серебристой чернобурки. Дети гуляли по фантастическому городу, впитывая краски, запахи и звуки: тягучее благоухание карамели, удушливый аромат зефира и халвы, апельсиновый пожар заката, легкое позвякивание каблуков по леденцовым мостовым.
Мир игры разворачивался перед ними - яркий, тревожный и манящий. Его не хотелось покидать, в нем хотелось жить всегда, исследовать, радоваться, созидать.
Ростик очень много играет на компьютере, - вторгались в гармоничную реальность жесткие, злые голоса. Резкий, визгливый - мамы и кудахчущий - бабушки. - Надо его как–то ограничить… совсем школу запустил.
Ест плохо, похудел, осунулся… Не дозовешься его… все время думает о чем–то своем…
Об этой игре дурацкой. Откуда она, вообще, взялась?
Кто–то из ребят подарил, на день рождения…
Не в игре дело, - взял слово папа. - Все игры одинаковые, стрелялки, догонялки, они все вредно действуют на психику. У Ростислава компьютерная зависимость. Я поставлю специальную программу…
Ростик нагнулся - мокрая челка, выбившись из–под шапки, упала ему на глаза - зачерпнул в ладонь сахарной ваты и скатал зеленый снежок.
«Мадам, защищайтесь! Вызываю вас на поединок.»
«Вот как? Вызов принят! Берегитесь, сэр!»
Не успел он распрямиться, как фиолетовым снежком ему снесло с головы шапку, скулу словно ошпарило кипятком.
«Ой, Ростик! Извини, - девочка подбежала и принялась рукавичкой смахивать с его лица и волос острые кристаллики сахара. - Я не хотела.»
«Ерунда. Уже все прошло.»
Ростика беспокоили долетавшие из кухни обрывки разговора. Мама, папа, бабушка… они же ничего не понимают. Лезут в его жизнь, все время пытаются что–то запретить. Если их слушать и жить так, как они хотят - помрешь со скуки.
«Слушай, тебе предки тоже запрещают долго играть?»
«Не–а».
«Везет тебе».
«Ростик, догоняй!» - крикнула девочка и пустилась наутек, увязая по щиколотку в снегу. По сугробам, по разноцветным проталинам рассыпался ее серебристый смех…
Как ни странно, в школе они почти не разговаривали - им хватало прогулок по «пряничному городу» - только обменивались на уроках многозначительными взглядами. Но Ростик видел, что как только он входил в класс, Лизины глаза теплели, а лицо затуманивалось, окутываясь легким облачком тайны. «Мы знаем кое–что, чего не знают другие», - словно хотела она сказать, и мальчик благодарил ее чуть заметным кивком… и все. Не то, чтобы они что–то скрывали, а как будто копили силы, чтобы прийти домой, зашвырнуть в угол постылые ранцы, быстренько проглотить что–нибудь на кухне, под неодобрительное ворчание бабушек… и снова встретиться, по–настоящему. Болтать, играть в снежки, хохотать и резвиться до темноты, до первых фонарей, а потом брести, взявшись за руки, по уснувшему городу, сквозь печальный хоровод снежинок.
Ростик и не заметил, как пронеслись три недели. На покрытом сладким глянцем асфальте стали появляться черные проплешины. Днем с оттаявших деревьев капал кленовый сироп, такой приторный, что челюсти сводило и к горлу подкатывала тошнота. Но Лизе он почему–то нравился. Она останавливалась, запрокидывала голову и, крепко зажмурившись, высовывала язык… Липкая влага собиралась в трещинах и неровностях коры, стекала по веткам и срывалась вниз крупными сверкающими каплями.