К сожалению, финал истории скомкан, поскольку каждый из слушателей торопится сам что-нибудь рассказать: "А вот я!.. А вот мы!..". Право рассказывать достается седому, лет шестидесяти, негру. Опять ночь, опять "Кеннеди", к возвратившемуся с женой из Атланты черному таксисту подходит черный "шеф".
-- Куда ехать, братишка?
-- Мне нужно в Гарлем, сэр. Вы знаете туда дорогу?
-- Дорогу-то я знаю, но это далеко. Аж за рекой...
-- Сколько же мы будем вам должны, сэр?
-- Смотря по какому мосту поедем...
-- Мне бы как-нибудь подешевле...
-- Ну, если подешевле -- 59.75.26
Садимся, рассказывает неф, моя старушка достает очки, авторучку...
-- Леди, вы хотите записать мой номер? В чем дело?
-- Не обращай внимания, -- успокаивает пассажир всполошившегося жулика. -- Она со странностями. У нее муж, знаешь, лет тридцать водит кэб в Нью-Йорке...
-- Братишка, что ж ты мне сразу не сказал?!
-- Я тебе покажу 59.75! -- взрывается жена таксиста. -- Я тебе покажу "братишку"!
-- Вы же меня просто не поняли, -- выкручивается угорь. -- Я сказал, что, если мы поедем по мосту Пятьдесят девятой улицы, вы сэкономите 75 центов, которые платят за мост Трайборо...
Целый день я думал об этих историях, вспоминал расправу над японцами, учиненную "Твел-Долла-Линчем". Если квалификация кэбби, действительно, заключается в том, чтобы выискивать доверчивых людей и обжуливать их, то я, пожалуй, не гожусь в таксисты... 4.
Хотя черные водители запросто приняли меня в свою компанию и отнеслись ко мне вполне дружелюбно, на следующее утро я все же проехал мимо черной стоянки "Британских Авиалиний" и сделал круг по безлюдному аэропорту. Миновав несколько пустых "загонов", я увидел желтый хвост, высунувшийся из бетонного, уходившего куда-то вниз туннеля, мигающие огни последнего кэба и через минуту уже знал, что нахожусь на стоянке "Британских Авиалиний", куда примерно через час прибудет самолет из Южной Африки. Еще минуту спустя выяснилось, что попал я на какой-то слет или симпозиум таксистов высшего класса, асов!
Один из них вчера ездил в Коннектикут за полтораста долларов, другой отхватил Филадельфию и привез домой двести...
-- Зачем мне ваши "филадельфии", -- сказал третий таксист со строгим мужественным лицом. -- Я по городу сделал больше.
-- Больше? -- изумился я.
-- Представь себе: 287 монет! -- отвечал кэбби, и его лицо стало еще мужественней.
-- Сколько же ты проработал часов? -- вмешался в разговор черный кэбби, с которым мы как-то познакомились и поболтали на Пенсильванском вокзале. Родом из Британских колоний, он жил в Лондоне, был одним из лидеров профсоюза цветных рабочих, теперь почему-то оказался в Нью-Йорке.
-- Я никогда не работаю больше десяти часов, -- сказал чемпион таксистов.
-- Как же ты сделал триста долларов?
-- 287...
Послушать, как зашибаются бешеные деньги, было интересно не только мне; чемпиона окружили. Скромность, однако, не позволяла ему хвастать перед другими водителями своим исключительным профессиональным мастерством. Заработал он так много просто потому, что вчера ему по-сумасшедшему везло! Он подобрал пьяного. Пьяный заплатил двадцать долларов вперед, а когда приехали, забыл об этом и дал еще двадцать. Так ведь на том не кончилось! Вылезая из кэба, пьяный попросил проводить его к лифту -- еще двадцатка...
Слушатели были в восторге. Как они радовались за этого кэбби! Меня и моего знакомого совсем оттеснили, а чемпиона перебил таксист, которому накануне повезло еще больше! Он вез в Вайтстоун невероятно щедрую семейку: папу с мамой и дочку с мужем. Папа дал 16, мама 18, дочка 20, а муж 25!..
-- Зачем они врут? -- тихо спросил я.
-- Так легче жить. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь и им позавидовал, -комментировал парень из Лондона, а врун заливался:
-- Я вообще везучий!..
-- По-моему, не очень, -- громко сказал мой знакомый. Все неприязненно уставились на него, но он не смутился:
-- Те, кому в жизни везет, не водят такси. Те, кому везет, сейчас еще спят. Они проснутся, когда мы вернемся в город, и поедут в наших кэбах в свои офисы -- продавать дома, нефть, кока-колу, акции. Бывают везучие бизнесмены, везучие актеры, адвокаты, а везучих кэбби не бывает. Здесь все неудачники...
Потупились, никто не сказал ни слова. Мне тоже стало не по себе. Бочком, бочком отодвинулся я в сторонку и по проходу между желтыми машинами спустился в бетонный, продуваемый ветром туннель.
Туннель этот вывел меня к вестибюлю аэровокзала, у входа в который тоже собрались таксисты. Они стояли полукольцом, в центре которого находились двое: один, с зубами из нержавеющей стали, сидел на гранитном выступе стены, а над ним громоздился буйвол, рот которого сверкал золотом, как сокровищница Алладина. Именно по этим зубам: золотым и железным, я догадался, что оба -мои земляки.
Острием булавки "Алладин" тыкал сидевшего перед ним кэбби в щеку:
-- Здесь и здесь -- одинаково?
Медицинский осмотр (?) в такой необычной обстановке сопровождался еще более необычным для врача и больного разговором:
-- Ты же идиот! -- приговаривал врач, постукивая пациента по колену небольшим гаечным ключом, а пациент дрыгал ножкой и огрызался:
-- Так сделай меня умным!
-- А кто это может?.. Ты человеческий язык понимаешь: тебе нельзя работать.
-- А кто за меня будет платить?
-- Ты сдохнешь!..
Ко мне подошел грузин в кепке, промышлявший у отеля "Мэдисон":
-- Самолет уже приземлился, сейчас поедем.
Вровень с нашими лицами поднялся назидательный палец:
-- Не будем забывать, товарищи, что рейс международным: пассажиры должны пройти таможню...
Габардиновый, хоть и с бахромой на концах рукавов, макинтош. Такая же, видавшая виды, но некогда подобранная в тон велюровая шляпа.
-- Вы его знаете? -- спросил я таксиста в велюровой шляпе, указав взглядом на "невропатолога" с золотыми зубами. Чуть приспустились веки, и это означало -- "да"...
-- Он врач?
Последовал едва заметный кивок. Очевидно, Габардиновый Макинтош привык к тому, что окружающие улавливают его ответы...
-- Почему же он работает в такси?
-- А что еще ученый человек может делать в этой вонючей Америке?
"Вонючей"?
Я не рискнул противоречить вслух, но и согласия с категорическим таким суждением не выразил. Это было расценено, как дерзость. Царапающий взгляд измерил мой рост: