-- Значит, забашляли...
-- Они такие же нищие эмигранты, как и ты. Пытаясь привлечь внимание таксистов, я достал из кармана деньги:
-- Доктор, за каждый правильный ответ я буду платить тебе пять долларов. Как по-английски называются почки, ты, конечно, знаешь...
-- "Кидней" -- сказал простодушный Доктор. -- Давай бабки.
-- Нет. Пять долларов ты получишь, если скажешь, как называются надпочечники. Ну! О чем ты думаешь?
-- Допустим, что я забыл...
-- А как будет предплечье? Возникла нехорошая пауза.
-- Надкостница?
-- Куда ты гнешь? -- сказал Доктор.
-- Я хочу тебе доказать, что ты водишь такси не потому, что тебя не пускает к кормушке "мафия", а потому, что ты ничего не знаешь.
-- Дурак! -- рассмеялся Доктор. -- Я двадцать лет лечил людей.
-- "Скотов"...
Он сделал вид, что не слышал:
-- Этот английский мне ни на хрен не нужен! Я могу лечить эмигрантов.
-- Нет, не можешь, -- сказал я. -- Тебя на пушечный выстрел нельзя подпускать к больным. Ты не знаешь американских лекарств, ты не умеешь пользоваться справочниками. Мы с тобой говорим не в первый раз: ты не в состоянии объяснить механизм инфаркта. Ты после института не прочел ни одной книжки.
-- Да кто ты такой! -- двинулся на меня Доктор, он готов был меня избить. -- Над тобой же все смеются. Ты даже в таксисты не годишься!
-- Правильно, -- сказал я, -- ты точно такой же врач, как я -- таксист.
Мальчишка давно отошел и курил на пару с другим пацаном самокрутку марихуаны; мы оба -- и Доктор, и я -- в равной степени были ему смешны и противны. Но я продолжал разоряться:
-- В этой "вонючей" Америке есть, по крайней мере, одно преимущество: здесь вас всех насильно никто не держит!
Они говорили: "Разве был бы в Кишиневе хоть один камень, который я не поцеловал бы?", "А я бы пополз на карачках!", "А я согласен десять лет отсидеть!". Но их не впускали обратно...
Я плюнул под ноги:
-- Вы омерзительные, злобные твари! Подонки! -- вскочил в чекер и так рванул с места задним ходом -- выезд со стоянки был заблокирован кэбами, -что бедный Скульптор еле вывернулся из-под колес... 9.
Я кружил и кружил по пустому аэропорту, а руки -- тряслись; я не мог прийти в себя. Господи, как глупо! Моя очередь, занятая в половине шестого, -- потеряна. И ради чего? Несчастных, раздавленных эмиграцией людей я убеждал в том, что на самом деле им хорошо, А может, я хотел в чем-то убедить самого себя?
Среди моих записей, сделанных в ту, первую таксистскую осень, есть замусоленный блокнот с пометкой "Утренний Кеннеди" и списком действовавших в этой главе персонажей: Архитектор алкон, Грузинский стол, Тарелочка с микрофоном, Скульптор, исчезнувший Узбек... Под списком -- жирно отчеркнут вывод, поразившее меня "открытие": ЭМИГРАНТЫ НЕ ЛЮБЯТ АМЕРИКУ, а за этой записью следуют две мелко-мелко исписанных странички, озаглавленных -"Жареная картошка".
Сделанная бисерным почерком заметка начинается так: "Номер 830 по Пятой авеню, угол Шестьдесят Шестой улицы. Повторите, пожалуйста". -- "Зачем?" -"Я хочу быть уверен, что шофер знает, куда нужно меня отвезти".
Странный пассажир был прав: недоразумения с перепутанным или недослышанным адресом иногда случались. Я повторил по-таксистски: "Шестьдесят шесть и Пять" и, уловив в слове "пожалуйста" мягкое "Л", спросил:
-- Вы из Англии?
-- Из Восточной Африки.
Ответ произнесен с безупречной корректностью. Джентльмен разговаривает не с таксистом, а с незнакомым джентльменом.
-- А чем вы вообще занимаетесь? -- задал я вопрос, которым повадился щупать своих пассажиров.
-- Как вам сказать... Читаю книги, коллекционирую марки...
-- Если не возражаете, я имел в виду: что вы делаете, чтобы зарабатывать на жизнь?
-- О, в этом смысле? Ничего... Совершенно ничего... После войны ему пришлось прожить несколько лет
здесь, в Штатах. Но зато с тех пор и он сам, и его дети
навсегда освобождены от обязанности заниматься чем-то ради заработка.
И опять я не уловил весь смысл, который он вкладывал в свои слова.
-- Вы часто сюда приезжаете? -- спросил я. -- Вам нравится Америка?
-- Нравится? -- он удивился чуть больше, чем позволяла ему его сдержанность. -- А что, собственно, здесь может нравиться?
Я пошевелил лопатками, словно за шиворот попала холодная капля.
-- Впрочем, вы, наверное, правы. Так не бывает, чтоб ничего не нравилось. Гм... Что же мне здесь нравится? Дайте подумать... Ага! Жареная картошка. Пожалуй, так: в Америке мне нравится жареная картошка.
"Мерзавец!" -- подумал я, а вслух сказал:
-- Эта страна сделала так много добра и вам лично, сэр, и всему миру, что ваш остроумный ответ звучит цинично.
-- Что поделать...
С минуту мы ехали молча, но удержаться от продолжения разговора было трудно не только мне:
-- Мои личные обстоятельства в послевоенные годы действительно переменились тут, в Америке; но это произошло скорей за счет некоторых недостатков, а никак не достоинств этой страны...
В своем ответе он не употребил ни одного из тех слов, которые, произнеси он их сейчас: "разбогател", "сколотил состояние", "деньги" -прозвучали бы вульгарно.
-- А страна, в которой вы теперь живете, вам нравится?
-- Безусловно! И Швейцария мне нравится. И по-своему Франция.
Он не упомянул Англию.
-- А Россия? Вы бывали в России?
-- О, да! Дважды в сорок первом году и дважды в сорок втором.
"Неуместная пунктуальность ответа" -- с трудом разбираю я свою старую запись в блокноте.
-- Вы были дипломатом?
-- Я был моряком. Мы сопровождали конвои в Архангельск...
Мой чекер свернул на Пятую авеню и остановился, не доезжая метров двадцать до входа в дом с тем, чтобы нашему разговору не помешал швейцар.
Конвои в Архангельск! Спасти тяжело раненную Россию, потерявшую летом 1941 года большую часть своей европейской территории и вместе с нею -промышленность, могло лишь прямое переливание -- из вены в вену. Америка протянула донорскую руку, но процедуру вливания: оружия, стратегического сырья, продовольствия -- проводили британские моряки. Немцы понимали, что раненый гигант может подняться на ноги, и потому поставили на пути конвоев из Англии господствовавшую в Северном море эскадру. Английские моряки, сопровождавшие караваны судов в Архангельск в 41-42 годах, были, по сути, смертниками. Пройти четыре раза -- туда и четыре -- обратно, мимо немецкого линкора "Тирпиц" было все равно, что восемь раз сыграть в "русскую рулетку"...