Выбрать главу

Тут пассажир мой совсем уж ударился в амбицию:

-- Я инженер! Я оказываю государству Израиль техническую помощь.

Опять: не заводу, не проектному бюро, не какой-то фирме -- государству. Только на таком уровне!

-- Охотно верю, что вы инженер. Что вы хороший инженер. Но почему бы вам не сказать, что вы едете поработать, продвинуть техническую новинку?..

Затоптал я, высмеял сделавшего мне добро человека, а сам оказался фанфароном похлеще его... Мало мне было мечтать, как, едва вернувшись в город, начну я разрабатывать "золотоносную жилу". Мало мне было грез, как я стану сколачивать партии пассажиров в "Кеннеди"... Я не собирался ни драть с них втридорога, ни запихивать по шесть клиентов в свой чекер, как сардины в банку. Пусть едут с комфортом, по пятеро. Пусть платят всего по шесть долларов. Пусть их! Тридцать долларов за ходочку -- не вкусно?.. Но всего этого мне было мало! Хотелось еще и возвыситься над себе подобными: над таксистами.

Дожидаясь своей очереди на стоянке "International", ни минуты не мог усидеть я на месте. Перепрыгивая через лужи, бродил между рядами желтых машин, приставая чуть ли ни к каждому кэбби:

-- Где ты взял "Кеннеди"?

-- В отеле "Принц Джордж".

(Это третьесортная гостиница на Двадцать восьмой улице).

-- И долго пришлось ждать?

-- Часа два...

-- Как же ты сегодня деньги сделаешь? -- ханжеским сочувствием прикрываю я бушующее во мне ликование и прыг-скок -- к другому:

-- А ты где взял "Кеннеди"?.. В "Ла-Гвардии"? Ждал полтора часа и приехал за девять долларов?!..

Не повезло парню, радуюсь я, а русских даже не спрашиваю. Эти торчат под "Мэдисоном" по полдня...

Дубогрызы! Тупицы! Годами сидят за баранкой и не знают, как нужно работать! И смешно глядеть на них, и жалко. Меня так и подмывало облагодетельствовать какого-нибудь кэбби, поделившись своим открытием. И если бы я это сделал, Бог уберег бы меня от беды, но я ни с кем не поделился... 5.

Мой чекер уже стоял на выезде из загона-стоянки, готовый по команде диспетчера подрулить под навес, где клиенты усаживаются в кэбы, когда через дорогу, стуча каблучками, от здания аэровокзала перебежала гибкая огненно-рыжая женщина лет тридцати. И -- ко мне:

-- Поедем? Лексингтон и Тридцать пятая. От этого места до моей "золотоносной жилы" -- рукой подать!..

-- Леди, разве есть на свете человек, который способен вам сказать "нет"?

Хохочет. Но и у меня прилив веселья. Когда это я был таким смелым, таким напористым?

-- Ну-ка, выкладывайте, -- отчаянно флиртую я, -- что у вас сегодня за событие?

-- Ничего особенного...

-- Отчего же вы так сияете?

Раскинула руки по спинке сиденья -- яркая, неотразимая.

-- Я всегда такая...

-- Ой ли?!.. Что вы делали в аэропорту -- без вещей?

-- Провожала мужа. Вот так номер.

-- Чему же вы радуетесь? Он у вас старый, нудный?

-- Наоборот, молодой и очень славный... Жмурится от солнышка:

-- Через два дня муж вернется, привезет наших детишек. Я уже больше недели их не видела.

-- Соскучились?

-- Конечно...

-- Не верю ни одному слову.

-- Как хотите...

-- Скажете правду, если я угадаю?

-- Скажу.

-- Эти два дня -- ваши!

Нахмурилась:

-- Мои...

Едва она созналась, бесшабашное настроение мое пропало. Несколько минут мы молчали. Я закурил свою сигарету, она -- свою. Потом я сказал:

-- Откуда это приходит? Что -- толкает?

-- Не знаю...

-- А чем занимается ваш муж?

-- Он дантист.

Я обрадовался до неприличия:

-- Тогда так ему и надо! Дантист засадил меня в этот проклятый кэб. Чему вы улыбаетесь?

-- Тот, кого я люблю, тоже дантист, -- сказала она, и для меня все ее очарование -- исчезло...

"Так, так, так, -- задумался я: -- а не подлежит ли это дело немедленному разбирательству в Чрезвычайном Таксистском Трибунале?..." И, собравшись с мыслями, тотчас же вынес приговор: "За то, что у подсудимой не хватило ни вкуса, ни взбалмошности влюбиться в лохматого саксофониста, в спортсмена, в красавца-актера, в соседского, наконец, мальчишку-студента, рассматривая факт одновременного сожительства с двумя дантистами как отягчающую вину пошлость, Таксистский Трибунал приговаривает вас, мадам, к маршруту повышенной дальности -- через мост Трай-боро!".

Приговор, по-моему, был ей понятен. Эта дамочка знала Нью-Йорк. Тягостная тишина, в которой царил теперь только грубый таксистский обман, сгустилась в чекере. Мы проскочили мимо ответвления дороги, которое вело к туннелю Квинс-Манхеттен, мимо другого ответвления, ведущего к мосту Квинсборо, и теперь стремительное Гранд-шоссе уносило кэб в сторону от пересечения Тридцать пятой улицы и Лексинггон-авеню, куда моя пассажирка направлялась, -- в объезд, эдак кварталов на восемьдесят! Но осужденная не заявляла ходатайства о смягчении приговора. Раздавленная тяжестью своей вины, она молчала... 6.

Оказавшись, наконец, на юго-восточном углу Парк-авеню и Сорок второй улицы, я, однако, так и не сподобился разглядеть, где именно расположены здесь авиакассы. Голова моя шла кругом...

Я не видел ни домов, ни машин, ни суеты у входа в Центральный вокзал, бурлившей через дорогу от того места, где я стоял глубоко потрясенный: перед растянувшейся метров на двадцать шеренгой людей с чемоданами!..

Баулами...

Дорожными чехлами для костюмов...

Саквояжами...

Рюкзаками...

Построенный и готовый к отправке в аэропорт батальон...

Волнительность момента заключалась не только в количестве клиентов или мест багажа, не только в том, что их было м н о --г о , но еще и в том, что кэб был лишь один -- мой!

Усилием воли я заставил себя действовать! Открыл багажник и пружинисто шагнул к шеренге...

Прохладный ветерок ласкал мое разгоряченное лицо; я расхаживал перед строем, как генерал, который намечает группу для стратегически важной разведки. Я задавал отрывистые вопросы: "Куда едем?". И тут же решал: "Подождите!.. Вы тоже должны подождать... А вы -- пройдите к машине!..".

Большинство выстроившихся вдоль стены людей собиралось в "Ла-Гвардию"; их, естественно, я игнорировал, а выискивал -- "кеннедийцев"... Но мои жесты и голос с каждой секундой становились все менее уверенными, поскольку люди отвечали на "генеральские" вопросы как-то недоброжелательно, переглядываясь между собой, и в душу ко мне холодным червем вползло ощущение, что я совершаю нечто недозволенное...