-- Сломалось, починю завтра...
-- Почему -- завтра?
Он открыл мой "бардачок", достал отвертку, сорвал с внутренней стороны дверцы ручку -- я обомлел! -- отколупнул дерматиновую обшивку, сунул руку в образовавшуюся щель -- стекло со стоном провалилось внутрь дверцы! -- но уже через минуту оно плавно, беззвучно поднималось и опускалось, словно так и было... Мы закурили, и еще не погасили наши сигареты, как я забыл и который теперь час, и о том, что так и не позвонил жене, и о том, что мне давно пора домой, поскольку ведь и завтра тоже нужно работать... 7.
Весь этот год албанец играл. Удача только-только пришла к нему, когда мы встретились на Парк-авеню. Однажды друзья затащили его в притон, где играют в "бу-бу", в кости.
У албанца были с собой сотни две или три, а через час он вышел на улицу с двумя тысячами в кармане, и после счастливого этого вечера -- не садился за руль такси. И к костям не притрагивался...
Филиппинец и грек сражались за сотню долларов. Албанец ставил тысячу -на грека. Грек выигрывал три удара подряд и получал триста долларов. Албанец же, рискнув лишь тысячей исходной ставки, после трех ударов уносил восемь тысяч!
Взяв с собой детей и жену, он улетел в Европу. Дубровник, Афины, Париж... Один наезд в Монте-Карло, и все путешествие окуплено! Затем последовали поездки в Лас-Вегас, на Багамские острова -- нигде он не знал проигрыша, но по-настоящему везло ему только в Нью-Йорке, только в "бу-бу", в том самом притоне в Челси. Везло бешено, невероятно!
Через месяц после покупки "Тирана корпорейшн" собравшейся наличности хватило на двухсемейный дом. Никаких банков, займов -- он выложил деньги на бочку! Нижнюю квартиру заняла семья албанца, верхнюю он отдал своим родителям.
Персидские ковры, скандинавская мебель, ящики дорогих коньяков -- он расшвыривал деньги, а их становилось все больше и больше.
Два ресторатора-китайца играли по пятьсот долларов партия. Он сделал два удара, рискнув пятью тысячами исходной ставки, и унес -- двадцать! В притоне его окружали легенды...
Внезапно деньги исчезли. Пришлось заложить драгоценности, подаренные жене. Теперь семья жила на то, что привозили водители "Тирана корпорейшн". Этих денег с лихвой хватало на жизнь, но -- не на игру...
Албанец стал осторожничать. Из тысячи долларов, которые еженедельно платили ему четверо кэбби, он половину оставлял жене, а половину уносил в притон. Пятьсот долларов легко превращались в тысячу. Но проклятая эта тысяча -- переходила в руки хозяев притона. Получалась какая-то чепуха: наступавшие все реже озарения интуиции он продавал за бесценок... Тот, кто вкусил крупной игры, не может вести мелкую...
Проигран первый медальон и заложен -- за двадцать тысяч -- второй.
Двадцать тысяч растаяли в три дня. Чтобы спасти последнее, пришлось заложить дом.
На этот раз у албанца хватило выдержки сделать заем в банке. Однако ссуду он проиграл, а медальон не выкупил. По закладной нужно было выплачивать всего двести долларов в месяц, и албанец, работая, вполне сводил бы концы с концами. Но он уже не мог бросить игру.
Все, что зарабатывал в гаражном кэбе, он относил в притон. Сто долларов запросто превращались в двести, двести -- в четыреста, а потом он спускался в метро, ехал в гараж и выпрашивал у диспетчера кэб на ночную смену...
Он не видел ни жены, ни детей, ни родителей -- не смел показаться им на глаза. Как они выкручиваются, на какие средства живут -- не знал...
-- Теперь надо терпеть и ждать, -- сказал албанец..
-- Ждать чего?
-- Когда снова начнет везти... 8.
На главной дороге аэропорта возникли желтые осы, и кто-то из проезжавших мимо водителей крикнул:
-- Что вы тут чикаетесь! На "United" нет машин! Таксистский азарт мгновенно, до дрожи захватил меня. О том, чтоб ехать домой, теперь не могло быть и речи!
Самолет пришел переполненный; было много пассажиров в Бруклин, куда мне хотелось попасть, но я получил мрачного черного парня, ехавшего в противоположный конец города, в Бронкс. Чтобы мне не пришлось потом выходить из машины среди ночи в каком-нибудь глухом закоулке Бронкса, я не стал открывать багажник, а втолкнул чемодан в салон.
-- Мотель возле стадиона "Янки" знаете, сэр?
"Сэр" -- это неплохо. По крайней мере, скандала не предвидится. Да и мотель возле стадиона я знал: рядом с шоссе, а главное, буквально в двух шагах от полицейского участка. Бояться было нечего. Зарядивший дождь лишь подбадривал меня, напоминая о том, как хорошо, как тепло и сухо -- в машине. Пухлая пачка денег приятно ласкала бедро. Когда я сброшу черного, у меня будет полтораста с лишним долларов!..
Чекер шел со скоростью миль сорок, не больше: переднее стекло то и дело захлестывало водой, которую поднимали обгонявшие меня машины. Мы уже давно оставили позади и Гранд-шоссе, и мост Трайборо, и ехали по Восемьдесят седьмой дороге, когда сизую муть захлестнутого водой стекла озарил вдруг зловещий рубиновый отсвет. Тормоз!.. Чекер пошел юзом; "дворники" смахнули муть со стекла, и рубиновый занавес превратился в два ярких красных огня над бамперами легковой машины, которая, визжа и виляя, остановилась посередине шоссе... В тот же миг правая передняя дверца машины распахнулась, и на дорогу выскочила женщина. Она метнулась к обочине и побежала вперед -- в глухую ночь, под проливным дождем...
Бывают такие минуты, когда невозможно праздновать труса! Может, не будь на заднем сиденье этого черного парня, автомеханика из Алабамы, обращавшегося ко мне "сэр" и становившегося теперь свидетелем моего позора, я проехал бы мимо... Не знаю... Было очень страшно, но я вильнул вправо и оказался между остановившейся на шоссе машиной и -- бегущей женщиной.
-- Сумасшедший, что ты делаешь?! -- закричал негр, но его страх придал мне смелости. Поравнявшись с женщиной, я нажал на тормоз. Повалился на сиденье, дотянулся до ручки и открыл дверцу:
-- Садитесь!
Фары той машины заливали кабину чекера светом. "Будут стрелять!" -мелькнуло в голове, и, едва женщина оказалась рядом, я рванул вперед. Струйки воды текли по лицу женщины. Машина, из которой ей удалось бежать, не отставала от нас ни на метр.
-- Что случилось? -- хриплым, чужим голосом спросил я; негр притих...