— Поручите ему наблюдение за погрузкой золота, — говорит начальник.
— Слушаюсь!
На вокзале спешная работа по погрузке золота. Подводы с ценными бумагами и деньгами под усиленной охраной под’езжают к товарной платформе. То тут, то там шныряют банковские служащие с папками дел и связками ценных бумаг.
Передрягин у буфета нервно пьет чай стакан за стаканом, по временам боязливо поглядывая на часы.
Наконец он расплачивается, нервно закуривает папиросу и быстро направляется к выходу.
— Нет ли у вас спичек?
— Пожалуйста!
Спросивший японец берет коробочку ленивым движением, зажигает спичку и рассеянно кладет коробочку к себе в карман.
— Ах, простите, я совсем забыл, это ведь ваши. Благодарю. — И он возвращает Передрягину спички.
Но тут уже другая коробка, не та, которую дал Передрягин. А на дне той под спичками крошечная записочка:
30 слитков по 5 фунтов.
20 слитков по 3 фунта.
Золотой монеты на 200 тысяч.
Банковских билетов 102 милл.
3-й и 5-й вагон.
— Йес, — ухмыляется про себя японец, развернув бумажку. Вдруг он чувствует, как сзади вплотную к его голове наклонилась чья-то другая голова. Голос:
— Ни с места!
Твердая рука сдавливает кисть японца.
Группа белогвардейцев расположилась за курганом около полотна железной дороги. Нетерпеливо кого-то ждут.
— Где он? Пора уже. Сейчас прибудет поезд.
— Он должен на вокзале получить сведения о вагонах.
— Кто-то идет! Слышите?
Вблизи показываются несколько человек. Впереди них японец.
— Кто там? — все вскакивают на ноги.
— Свой! — отвечает японец. Все опять спокойно усаживаются.
В то же время из-за кустов с криками и выстрелами выбегает несколько человек, затем еще и еще… Плотное кольцо окружает белогвардейцев. Это ребята пережогинского отряда. Их около сотни. У белогвардейцев опускаются руки.
— Что, попались, голубчики! — смеется Бобров.
— Ну, сдавайте оружие и убирайтесь, пока пули вас не догнали.
…Вдали уже показывается дымок паровоза. Через несколько минут с грохотом и шумом приближается поезд, вблизи под’ема заметно замедляя ход. Несколько пережогинцев бросаются к паровозу и ловко вскарабкиваются к машинисту.
Поезд — стоп.
Все бросаются к запломбированным дверям 3-го и 5-го вагонов.
— Даешь золото! — кричит Бобров.
— Золото — наше!
4. Бесхитростный дележ
Там, где кончаются Байкальские туннели, лента рельс вырвавшись из-под сводов, делает крутой поворот на юг, убегая в тайгу, там, под Верхнеудинском; легкими мостами она перебрасывается через Селенгу, Ингоду — скатываясь к песчаной, терпкой смоляными запахами Чите — ключу всего Дальнего Востока.
Отсюда две дороги: в Китай и на Амур.
В этом повороте близко надвинулась тайга.
Бесшабашный поезд летит, качаясь на закруглениях, то ускоряя, то замедляя ход… — неопытная рука им управляет; гремит тайга, переливается, — ей вторят холодные ключи, да крики птиц.
Осень горит всеми цветами озноенных, обожженных листьев и зачервленных сгорающих игл.
Гром поезда по временам заглушает пулеметный чокот и одиночная беспорядочная винтовочная стрельба.
Напуганный, настороженный, он мчится неизвестно куда, удирает… Тревожные гудки от времени до времени нарушают его беспорядочный грохот бега. — Точно подбадривает он себя этим гулом, грохотом колес, залпами выстрелов.
Но вот на тормозах все задрожало. Крики, выстрелы… и пачками из товарных вагонов сваливаются к насыпи вооруженные, разношерстно одетые люди.
— Тащи их!..
— Сюда тащи! — и несколько человек гурьбой бросаются к вагону, рвут дверь, вскарабкиваются туда и через минуту ящики один за другим, обитые железом, продолговатые, спускаются с вагона и грузно увязают в балласте насыпи. Другие подхватывают их снизу и тащат в конец эшелона на рельсы.
— Сюда, братва!.. — кричит какой-то истошный голос.
— Эй, вы, обормоты, что затеяли? — и взлохмаченная седая голова свешивается из оконного люка заднего американского вагона.
— Иди сюда — узнаешь! — кто-то кричит.
— А то опоздаешь, — смеются…
Голова скрывается на миг, а потом — упругий, совсем не старческий прыжок на насыпь, и Пережогин бегом бросается к толпе, махая нагайкой:
— Черти, рано!
— Чего там, крой, ребята — некогда ждать!
— Хотя бы караул поставили. На паровозе есть кто? — и Пережогин клином врезывается в толпу.
— А бес его знает!.. — отзывается взводный Бобров, не оборачиваясь, и начинает рубить ящик.
Трах!.. — ящик разламывается и золотые слитки звеня разваливаются, скользят на рельсы.
Миг — все замерли: обалделые лица, горящие глаза, раскрытые рты, настороженные в порыве жесты, зачарованные гипнозом золота.
Еще через миг — все бросаются к слиткам…
— Стойте!.. Обалдели!.. По порядку… — и несколько ударов нагайкой остановили толпу.
Все злобно смолкли, — щелкают затворами винтовок.
— Повзводно, подходи — сам буду делить, чорт с вами, — и Пережогин садится на сломанный ящик — ногами на золото.
— Митька, получи на взвод!
— Эй, подходи! — и ребята, как картошку, слитки золота растаскивают по котелкам.
— Тяжеленько…
— А как поделим слитки — каждый кусок, почитай фунтов пять будет, — и Митька чешет затылок.
— Потом поделим, идем по вагонам, — решает кто-то и все двигаются вперемежку скопом, каждый норовит поближе к котелку.
Сзади начинают кричать:
— Ну, нет, даешь сейчас! — и несколько человек бросаются к Митьке и вырывают у него котелок.
— Петров! — кричит один из них коноводу в вагон, — дай сюда бебут…
Пробуют рубить золото. Вязкое — оно не поддается легкому пулеметному тесаку. Другие пробуют его ломать. Подходит Пережогин:
— Ты, косоглазый, что делаешь? — все оглядываются.
Лицо китайца Ли-фу, тоже кавалериста, с Иркутска идущего с отрядом, расплывается в улыбку, блестит на солнце.
— Моя знай! — в зубах у него также блестит, это слиток золота, — он пробует его на зуб…
Пережогин рычит и дергает за слиток.
— Дурни, давай колун! — кто-то быстро подает.
Взмахи — сильный звенящий удар отскакивает от рельс.
— Вот! — и Пережогин рубит еще и еще. Остальные надламывают и прячут по карманам и сумкам.
— Не сори, Палыч… — Это Митька иронизирует Пережогину, подбирая, слизывая языком с рельс, как крошки хлеба, маленькие кусочки золота. Глаза у Митьки горят…
Пережогин рубит с остервенением. Рубят и другие, торопливо, жадно.
— Ишь, как ведь солнце-то играет на золоте, так и блестит, — и кочегар Спиридоныч мотает головой, свесившись с паровоза. — Вот черти проклятые, свое же добро грабят — бандиты… Бросили эшелон, вот кто-нибудь наскочит — будет делов… И куда они с ним денутся, — думает:
— Ишь, как стараются, аж пот льет с бедненьких, — договаривает он.
— Эй, машинист, а ты что не идешь… что зеваешь — иди получать свою долю, — и кавалерист, стуча шашкой, лезет к нему на паровоз.
— Не надо мне грабленого…
— Да ведь наше, дурья голова…
Кочегар машет безнадежно рукой и скрывается в будке.
Молчат оба. Кавалерист отирает пот сорванной с ноги онучей.
— Ну, жарко сегодня…
5. Кто куда
— Сволочи, трусы, банда, ложись в цепь! — хрипит Пережогин, прыгая за насыпь к паровозу.
— Та-та-та-та… та… щелкают пули по эшелону, по рельсам.
— Вон-от, вон туда стреляй, — и Пережогин сам направляет пулемет и начинает спускать ленту.
За поворотом, небольшой кавалерийский отряд рассыпался, в цепь спешившись — это казаки. Другой двигается в обход…