— Для кого, для чехов? — кто-то иронизирует.
— А хотя бы… Они вас тоже не помилуют, когда придут да узнают как вы большевикам помогали увозить русское добро.
— Верно, не помилуют… — и этот перемигнулся с кепкой.
— Идем! Не дадим наших паровозов… не дадим.
— Стойте, товарищи. Здесь провокация… Кто эта кепка?
— Бей его! — большевик тоже, — и кепка сзади ударил гаечным ключом говорившего, — тот ткнулся к стрелке. Железнодорожники ринулись к эшелонам.
— Остановить… Не пускать..
…Ту-у-у… ту-ту… Ту… у-у-ту… — Пронзительный свисток броневика, и паровоз врезается в толпу возбужденных, озлобленных людей.
— Вот он!..
— Кто?
— Главный большевик, их командир — взять его, стащить…
— Товарищи! — Что такое? — вы не хотите дать нам паровозов… Кто это говорит?
Толпа гудит: бежите, — нас бросаете…
Лазо стоит во весь свой огромный рост на броневике. В его глазах боль и страшная усталость — он не смыкал глаз целую неделю, — как он еще держится на ногах…
— «Предатели!»
Резким движением руки Лазо останавливает шум толпы.
— Кто сказал — предатели? Кто?!.
Гробовое молчание.
Кепка ныряет в толпу.
— Десятки, сотни лет мы ждали, когда загорится восстанием Россия.
Тысячи наших товарищей вот здесь, в Забайкалье — в Зерентуе, на Каре — гибли за освобождение трудящихся.
Этот день настал — Октябрьская революция сбросила тысячелетнее наследие рабства, — мы начали строить нашу первую в мире республику трудящихся.
…Теперь мы отступаем… Все силы обрушились на нас… Мы — полураздеты, голодны… Сейчас мы отступаем в тайгу — но знайте, товарищи, — только по нашим трупам пройдут к востоку предатели-чехи. Горе несут они вам, не ра-дуй-тесь.
…Но еще не все потеряно — Москва стоит: она напрягает все свои силы и борется с целым миром врагов — Франция, Англия, Германия — все они об’единились, чтобы задушить пролетарское государство… Но погодите — Москва еще придет к нам на помощь — за ней стоит мировой пролетариат.
Долой малодушие! Все сильные, смелые — к нам в эшелоны. Будем бороться, пока не поздно.
Товарищи железнодорожники! Вы много выстрадали во время этой войны… Но мы отдали все — наши силы и жизнь: сколько… сколько здесь пало наших товарищей!
В толпе робкое движение.
…Идем с ними — чехи придут, хуже будет… — кто-то говорит.
— Но наши семьи…
Все взоры устремлены на Лазо.
— Вот, товарищи! Здесь несколько эшелонов муки и обмундирования — все это я приказал раздать вам, — рабочим по станциям и крестьянам окружных деревень. Наша армия берет только самое необходимое, а это… — поделите… Вы достаточно голодали вместе с нами…
Прорываясь сквозь толпу:
— Нам только умереть вместе с ним! — И рабочий быстро вскакивает на броневик.
— Идем, товарищи, идем все…
Но толпа робко жмется.
От черных корпусов депо тянется длинная тень — близится вечер.
— Товарищи! Хорошо… Оставайтесь… Но помните Советы — власть трудящихся — вашу власть, — вы еще будете за нее бороться… Долго…
…Долго бороться за Советы.
…Прощайте!
Юношеское лицо Лазо страшно серьезно — как никогда.
Броневик трогается…
— Товарищ командующий…
— Лазо!
— Товарищ… Возьмите… нас…
Несколько смельчаков прыгают на ходу в броневик.
Лица рабочих угрюмы, шапки у всех сняты. В толпе кучками — рыдание женщин…
Издали по Байкалу доносятся взрывы туннелей.
Рокотом говорят горы.
5. Сталь сердца
— Трус!
— Товарищ Лазо…
— Ты не исполнил приказ: бросил со своей частью фронт…
— Что я мог сделать — они бежали…
— Один… зубами ты должен был разворачивать рельсы… или — умереть там… Ты предал фронт — ты открыл неприятелю наш тыл…
— Трус — расстрелять!..
— Сергей! Что ты?
— Ну! — и голос Лазо зазвенел сталью.
Караульный взвод выстроился у штабного вагона. Команда… — чей-то голос дрожит:
— Взво-од… — Пли!..
Только на миг вздрогнула рука, но это от неожиданности — Лазо продолжает писать приказы и отдавать распоряжения… Но что-то слишком крепко, до боли в пальцах он сжал поручень кресла левой свободной рукой. Или это может быть так… или… ведь, все-таки товарищ… они с ним столько вместе боролись… он был славный товарищ, неутомимый… жизнерадостный… но революция не шутит.
И ни один мускул не дрогнул на его лице, сильно возмужавшем за это короткое боевое время, не дрогнул — никто не мог бы сказать этого…
На глазах целого штаба, это — командующий железной воли и силы — не останавливающийся ни перед чем.
Это человек, твердо знающий, куда он идет.
Штаб молчит.
Тишину нарушает стук телеграфного ключа.
Лента: — хочу говорить с Лазо…
Телеграфист смотрит на командующего.
Пауза. — Лазо несколько медлит, не сразу:
… — Здесь командующий! — Кто говорит?
Лента: Преддальсовнаркома Краснолобов… Чехи во Владивостоке выступили. Наша армия отступает… Помощь…
— Полк кавалерии и броневик посылаю. Держитесь в Амурском секторе. Я с армией отхожу на Шилку.
Начинает усиленно гудеть телефон, к нему подходит ад'ютант.
— Вам, товарищ Лазо, — и передает трубку.
Лазо берет и, слушая, продолжает диктовать телеграфисту:
— Там мы укрепим фронт — будем форсировать Манчжурию и…
По фонопору передают:
… — Сегодня в ночь на Карымской у предмостного укрепления в бою на передовой линии тяжело ранена санитарка Ольга. — Она в агонии… бредит — просит передать…
— Что?.. Она!.. — еще крепче сжимается трубка фонопора.
— Но… Вы… Держитесь?..
… — Д-е-р-ж-и-м-с-я…
— До конца! До последнего человека!..
Нет! За один день слишком много: расстрелял товарища, смертельно ранена любимая… Нет… — там прорван фронт… в бой…
— Ординарец — коня!
Глава 7-я
ЗОЛОТО НА РЕЛЬСАХ
1. Обывательская дрожь
— …И еще там, часто кто-то приезжает, с тележкой… Как бы что-то спрятано… вроде пулемета…
— А ты не врешь?
— Ей-богу — сам видал. Разве я бы стал… Сами понимаете — раз приказ такой…
И действительно на стене:
ПРИКАЗ НАЧАЛЬНИКА ГАРНИЗОНА.
гор. ЧИТА.
В 24 часа, с опубликованием сего, сдать все имеющееся на руках у частных граждан огнестрельное оружие и части боевого снаряжения. Лица, укрывающие оружие, равно как и лица, знающие о таковом укрывательстве, будут привлечены к строжайшей ответственности.
Такие же приказы расклеены по всему городу…
— А кто он такой?
— А кто его знает. Немец. Раньше торговал чем-то, теперь сидит запершись…
— Ладно. Бобров, возьмите человек десять. Идем.
— Куда?
— Идем к немцу. Посмотрим, что у него там.
…Уже близко к полуночи. Фонари тускло горят. Улицы пустынны, безмолвны, точно притаились, присмирели, кого-то как будто ждут.
…Пппапаххх… раздается одинокий выстрел. Ему отвечают три других выстрела с разных концов города. Затем еще, еще…
— Ох-ох, черти, — ругается начальник отряда Пережогин. — Зря патроны изводят…
Гулко отдаются шаги шествующих по мостовой. Пустынно. Около особняком стоящего здания останавливаются.
— Здесь?
— Здесь, — отвечает шествующий впереди отряда доносчик.
— Бобров! Поставьте караульных. По человеку с каждой стороны. Остальные — за мной.
Долго стучат. Не открывают. Пережогин нетерпеливо:
— Подохли, видать. Ломай дверь!