И вдруг… На тебе… извольте… Станичный атаман передает: приготовься, отец, генерала Хорвата на царство венчать…
Каково? Аж взопрел бедный поп.
Низенький, толстый переваливается на коротких ножках… в нечесаную бороду лапищу запустил. Ходит и скулит…
— Нет, ты подумай, отец дьякон… откуда ж я могу знать, как это короновать надо. Я уж и архирейскую-то службу запамятовал… Помнишь, поди, когда преосвященный Евгений приезжал, какой конфуз-то получился… А…
— Угу… — мычит дьякон. — коронация… это тебе не литургия Иоанна Златоуста… не бракосочетание… не об усопших моление…
— Вот-вот… Что же, я ему панихиду служить буду, что ли. Господи, господи. Не знаю, что и делать.
— Ничего, отец Иероним… Сойдет. Пропоем тропарь какой-нибудь… Я потом, как возложат корону, так мы сразу молебен о здравии его императорского величества… Молебен-то для нас не в диковинку.
— Да уж придется так. Ты, Илюша, собери хор, — обращается Иероним к пономарю (он же регент).
— Хорошо, отец. Я вот не могу придумать, чем бы его нам встретить: не то «Иже херувимы», не то «Яко да царя»…
— Действительно… Что ж в таких случаях петь-то… Вот оказия.
— Постойте, — говорит дьякон, — а что, ежели пропоем ему «Исполаети деспота».
— Что ты, дьякон? Что ты? Да разве он архиерей!
— А чем же хуже? Еще лучше — царь.
— Хотя… пожалуй. Вали, Илюша, «Исполаети». Ох-хо-хо… Боже милостивый, пронеси благополучно.
Поп вздыхает.
— Равня-а-а-а-йсь!
Хорунжий Башкин заметно волнуется.
Рота из числа войск охраны Манчжурской дороги и сотня уссурийских казаков спешно подравниваются.
Быстро подъезжает автомобиль.
Казачий взвод галопом за автомобилем. В автомобиле — Хорват и Голицын.
— Смирно-о-о!.. Слуша-а-ай! На караул! — зычно командует Башкин… — и, лязгнув шашкой, берет с фасоном на караул.
Но в торжество этой минуты врывается непрошеный конфуз.
Перед фронтом штук десять станичных собак составили оживленный хоровод вокруг довольно симпатичной лайки.
При звуке громоподобной команды, всполошенные собаки с лаем бросаются на хорунжего.
— Вау, вау, вау! — прыгают они вокруг него… Вот-вот схватят за ляжки.
Бледный хорунжий стоит на вытяжку, не имея права предпринять что либо для ликвидации нападения.
Но шум моторов отвлекает внимание собак. Переменив фронт, они бросаются к автомобилю.
Только вылезший Хорват спешно прыгает обратно.
Спешенный взвод с шашками наголо бросается на неприятеля. Собаки бегут.
Успокоенный Хорват под взглядами толпы станичников медленно подымается на паперть.
— Исполаети деспота! — гремит на встречу хор.
Уже пропели тропарь и еще что-то.
Отец Иероним малую ектенью прочел в качестве бесплатного приложения.
Близится торжественный момент коронации. Церковь полна народа. Станичные бабы становятся на цыпочки и вытягивают шеи, чтобы лучше видеть.
Генерал Хорват медленно входит на амвон. Лицо сосредоточенно. В глазах величие. В бороде тоже.
Вихрастый Васютка, сын пономаря, идет сзади, поддерживая мантию.
Дрожащими руками передает отец Иероним корону.
Хорват принимает ее и, высоко держа над головой, поворачивается к толпе.
— Русские люди! — говорит он: — с великим смирением принимаю я из рук ваших эту шапку Мономаха, этот признак высокой, богом данной власти… Помолимся.
Хорват опускается на колени.
На колени, шумя и толкаясь, бросается толпа.
Васютка глядит, выпучив глаза. Вдруг он чувствует на губах присутствие чего-то соленого и липкого. Растерянный Васютка не знает, что делать… Руки заняты. Но, видя, что все склонили головы, Васютка быстро поднимает край мантии и вытирает ею нос.
Хорват подымается. Толпа тоже.
— Спаси, господи, люди твоя!.. — начинает речитативом отец Иероним — и благослови достояние твое. Победы благоверному государю нашему императору Нико… то-есть… э… э… (забыл, забыл… имя забыл) э… э… э…
— Леониду Дмитриевичу… краешком губ подсказывает Хорват.
— Леониду Дмитриевичу-у, на супротивные даруя!..
С шумом высыпает толпа верноподданных.
Его императорское величество медленно выходит из храма.
Головы верноподданных обнажаются.
— Смирна-а-а-а! Слушай-ай. На кара-ул, — вторично командует хорунжий Башкин (собак нет).
К самой паперти подкатывает автомобиль.
Вдруг из толпы вырывается какая-то старуха и бросается к ногам Хорвата.
— Государь, батюшка, помилуй!.. заставь бога молить… Горе мое горькое, батюшка.