Выбрать главу

Не замечает, как из штаба давно уже разошлись… кто — ужинать, кто — по отрядам…

Остались только над картой Штерн, да Ким и дядя Федоров — тихо разговаривают…

Уже глубокая ночь.

Партизанские отряды, разбитые повзводно, разошлись по своим сеновалам.

Спят. А то с дивчатами гуляют.

Только заставы да конная разведка далеко по дорогам раскинула свои щупальцы…

Не спит…

Сторожит Янучино: главный штаб всех партизанских отрядов области — мозг и сердце всего повстанчества.

Не спит и Штерн.

5. На стрёме

Окно в комендантскую ни чем не завешено. Прекрасно видно все, что творится внутри.

Ефим разгуливает по перрону с какой-то барышней (меньше подозрений). Полчаса тому назад познакомился.

— Да-а… И вот, когда мы плыли по Индийскому океану, на нас напали китайские пираты… человек сто.

— Ой, что вы? Правда?

— Да-а… как же.

Ефим бросает внимательные быстрые взгляды в окно комендантской. Вон у стола, как раз против лампочки, сидит человек в маске. Напротив японский комендант. Беседуют.

Чорт! Скоро ли он выйдет? Уже два дня здесь, в Евгеньевке, следит Ефим за маской. Он решился выбрать удачный момент и пойти с маской на откровенность. Сначала заинтересует его документом… А потом… будет видно.

— Ну, и что же было?

— А? Что?

— С пиратами…

— A-а… С пиратами… Мы их разбили, конечно, и забрали всех в плен.

— Куда же вы их поместили?

— To есть мы хотели только забрать их… правда. А… Поместить было некуда. Пришлось их потопить.

— Всех?

— Всех.

— Что вы?!

— Да…

«Ага… встают. Собираются… Должно быть, сейчас выйдут».

— А вы в Лондоне были?

— Был. Я везде был.

— Ах, наверно интересно?..

— Как же… Башня Эйфеля и прочее… Вы простите меня… Сейчас должен идти. Надеюсь, завтра вечером вы здесь будете? Я буду ждать.

— Ах, что вы говорите?! Разве можно?! А в какое время?

— В это же. Да, да… Всего хорошего.

Барышня удаляется. Ефим ждет.

6. Выстрел

Куда это он идет?

Ефим следит за маской. Уже позади остаются составы поездов. Маска не сворачивает в поселок. Маска идет прямо по линии в сторону депо.

«Странно, что ему там надо»? — думает Ефим.

Стараясь быть незамеченным, он следит за маской. Но Ефим ошибается. Человек в маске давно заметил, что за ним кто-то следит. Не подавая виду, он медленно продолжает идти.

У самого депо маска входит в какой-то вагон.

Ефим подбегает. A-а! Это вагон какой-то американской миссии. Должно быть, поломка есть… Вот почему он около депо.

«Придется теперь ждать. Досадно. Надо было подойти раньше».

Ефим отходит в сторону и ложится за кучей железного хлама.

Ждет… час… другой.

Слипаются глаза. Все труднее и труднее бороться со сном.

«A-а! Наконец-то».

Человек в маске выходит. С ним какой-то американец. Прощаются. Оставшись один, американец отходит шага на четыре в сторону (на минутку).

«Вот, дьявол! Скоро ли он уйдет?»

Когда американец скрывается в вагоне, Ефим вылезает из-за кучи и бежит нагонять маску.

«Куда же он делся? Ага… Вон он впереди… идет по линии крупным, размашистым шагом».

Но, пройдя еще шагов десять, маска поворачивает, сходит с полотна и скрывается за штабелями дров. Ефим, боясь потерять его из виду, прибавляет ходу.

Вот уже штабеля… Вот за угол поворот… И…

Ба-бах!.. Ба-бах!

Огнем прямо в лицо хлынуло… Что-то тяжелое ударило в голову…

«А-ах!.»

Земля закачалась и поплыла из-под ног.

Тело с разбега мешком ткнулось в землю.

Человек в маске спокойно кладет браунинг в карман, поворачивается и быстро скрывается в пролетах штабелей.

Ночь.

7. Раненый

Подвода останавливается.

Николай смотрит с крыльца на лежащего. У него обвязана голова. Рука тоже на перевязи. Под ним на телеге тюфяк, набитый соломой.

— Кононов, ты?

Николай мигом — с крыльца. Лежащий открывает глаза.

— А, Снегуровский… Да, я… Помоги подняться.

Николай помогает Ефиму.

— Да нет, нет… ничего… Я сам пойду… ты только поддержи немного.

В комнате Ефиму приготовляют постель. Он ложится.

— Как это вышло с тобой?

— Да понимаешь… Следил я за одним человеком. Он, должно быть, заметил. Ночью было дело. Он спрятался за дрова. Я как завернул за кладки, он и выпалил в упор два раза… Одна-то пуля по голове задела, правда, легко: кожу только разрезала, а другая — в плечо. По голове, понимаешь, как обухом ударило. Я потерял сознание. Потом пришел в себя. Недолго, должно быть, провалялся… Так около получаса… Встал. Там у меня машинист есть знакомый… Я к нему… Достучался кое-как. Он как увидел — ахнул. Ну, потом перевязал… сбегал за подводой… и ночью же отправил. Скверно, понимаешь: подвода трясет… больно… Хорошо — еще тюфяк положили.

— Ладно. Отдыхай. Потом я тебя отправлю дальше, в Анучино… Там лазарет. Там теперь сестрой работает Ольга.

— Знаю! — лицо Кононова веселеет.

— Жрать хочешь?

— Нет… Я спать хочу.

— Погоди… Сейчас фельдшер придет… Перевяжет тебя. Потом спи.

— Ладно.

— Счастливо ты отделался. Я удивляюсь одному: почему этот тип не послал японцев или милицию… Не успел, что ли? Кто он такой?

— А чорт его знает, кто он.

Глава 12-ая

ПОВСТАНЧЕСКИЙ СЪЕЗД

1. Возница

— Стой!

Телега останавливается. В телеге двое: седок, молодой, в рясе, и возница — маленький, покрытый лохмотьями и грязью кореец.

Седок выжидательно смотрит на часового и караульного начальника.

— Куда едете?

— Сюда, сын мой, в Анучино…

Караульный начальник хмурится.

— А ты кто такой?

— Я дьякон церкви Успенья в Никольск-Уссурийске… Перевожусь в анучинский приход.

— Очень надо!.. Как же… Ждем. — ворчит караульный начальник — однако, что же делать? Полепите! Сопроводи их в штаб.

Высокий партизан лезет в телегу. Возница дергает вожжами…

— Но!

Лошадь трогается.

В штабе долго осматривают документы: паспорт, бумагу из епархии и прочее…

— …Павел Савельевич Третьегорский… дьякон… Так. Вещи есть?

— Есть чемодан и постель.

— Обыскать. И самого тоже.

Партизаны ощупывают дьякона со всех сторон. Внимательно рассматривают содержимое чемодана и постели. Ничего подозрительного.

— Отпустить его.

Дьякон снова водружается на телегу. Кореец дергает вожжами — но-о!

— Ли! — обращается дьякон к вознице — поезжай к дому священника… Вот туда, прямо… Видишь?

Возница наклоняет голову — э-э.

Около дома священника два партизана смотрят на приехавших.

— Ишь, длинногривый!

Отец Никодим, стоя на крыльце, встречает гостя;

— Милости прошу, отец дьякон… С приездом. Проходите.

— Ли! Поставь телегу под навес… А лошадь в конюшню отведи.

Ли распрягает лошадь… Отводит ее в конюшню. Телегу закатывает под навес. Потом оглядывается… Никого.

Ли открывает мазницу и вытаскивает из дегтя небольшой жестяной ящичек. Раскрывает. Там другой черный ящичек. Жестяной он опускает обратно в мазницу, а черный — в небольшой грязный мешочек.

С мешочком в руке он идет в дом.

2. На съезд…

— …Итак по всей долине и через горы, до самого океана…

— И на Тетюхэ? — Шамов едет рядом с Граховым.

— Да, и на Тетюхэ… Все такие же столбы. Вели их, ты знаешь, сразу со всех пунктов полевых штабов. Анучино только обратилось к волостям, и крестьяне сами привозили и ставили, ну, а наши саперы и телефонисты протянули проводку.

— И весь повстанческий фронт соединен телефоном…