Конечно, начались бесконечные воспоминания дней, месяцев, годов…
Но, когда уже было около 12 ночи, неожиданно для всех, неожиданно для самого города Владивостока, мирно заснувшего в ночь на 5-ое — душную и спокойную ночь, — как-то сразу и отовсюду загремели, затараторили пулеметы.
Штерн, Сибирский, Мальков кинулись в штаб.
Остальные — в явочные нелегальные центры…
Но штабу Штерна не пришлось защищаться…
Японское командование так изумительно разработало операцию японского нападения, что ровно через три часа после первого выстрела весь красноармейский гарнизон был окружен, обезоружен и частично расстрелян, и город Владивосток находился в руках генерала О-Ой.
Штерн, Сибирский, Бурков, Мельков — члены Военного Совета — были захвачены вместе с красноармейской охраной штаба в первый момент переворота, армия была обезглавлена в самом начале: так предусматривал оперативный план японского командования № 3.
Через три часа пал Никольск-Уссурийский.
Еще через три — с боем отступал в Сопки гарнизон Спасска во главе со Снегуровским, временно принявшим командование районом вместо Штерна.
Вместе с спасским гарнизоном отступил в Сопки и авиаотряд, оказавшийся без аппаратов — «летчиками по земле».
4. В ту же ночь
…Но в это же время, на путях станции Хабаровск, в тупике, длинной черной змеей растянулся санитарный поезд № 8. Ночь. Только в салоне и пульмановском вагоне свет в окнах.
Вот кто-то мелькнул в свете окон и опять во тьму.
Где-то в вагоне хлопнула дверь — и опять тишина.
Баронесса Глинская не спит: она получила какое-то странное, запутанное письмо, полное намеков, — письмо из Пекина. Второе письмо, еще более странное, из японского штаба: «Баронесса, ваше освобождение близко. Будьте готовы. Осторожны. Мы начинаем…».
— Ничего не понимаю… — тревожно вслух произносит баронесса и хочет позвать своего друга и секретаря — сестру Гдовскую. Только потянулась рукой к пуговке электрического звонка, не успела…
Дверь купе бесшумно открывается и…
Баронесса хочет вскрикнуть…
Но, бесшумно проскользнув в купе, человек, — палец на губы, — знаком попросил молчать. Баронесса насторожилась.
Вскоре она успокоилась: человек оказался белым офицером — посланцем Таро с информацией о выступлении японовойск и предупреждением баронессы.
Баронесса, благодарная и успокоенная, разрешает офицеру поцеловать свою холеную руку. Офицер наклоняется и…
Быстрым движением правой руки ко рту баронессы — платок с хлороформом.
Но в это время кто-то сзади открыл дверь в купе: баронесса, сопротивляясь, случайно нажала кнопку звонка, и на пороге купе — мадам Гдовская.
Миг — оборотом офицер видит свидетеля — пальцами обеих рук к горлу баронессы. Сцепились в мертвую хватку вокруг нежной шеи баронессы: несколько конвульсий ногами, и баронесса…
Сзади офицера в дверях — вопль:
— Спасите, спасите!!
Офицер вскочил. Выхватил револьвер. Обернулся к дверям.
— А! Это он, это эсаул Коренев! Спасите!.. — Но не успела кончить…
В упор, в лицо — огонь… Все.
Гдовская валится вдоль коридора вагона.
Убийца исчезает, как пришел.
Точно в ответ на этот выстрел загремели другие снаружи, там — на станции, в городе, по всем направлениям… Это японцы двинулись в атаку на вокзал, на город, на красный партизанский гарнизон…
Переворот в Хабаровске начался ровно в 9.
На вокзал первыми вбежали офицеры Нао и Сидзу: они указывали пункты партизанских и красноармейских застав и эшелонов.
В суматохе выстрелов весь врачебный персонал санитарного поезда № 8 разбежался.
И только остались два трупа: один — в купе, другой — в коридоре. В купе — баронесса Глинская-Штарк. Глаза выкатились из орбит, и разодранный удушьем рот, наполненный пеной предсмертного хрипа… У ног ее, в проходе; с разодранным выстрелом из нагана в упор лицом — Гдовская.
Солнце пролезло в обрыв занавески и веселыми утренними лучами скользнуло по холеной руке… шее баронессы, теперь такой обезображенной предсмертными конвульсиями.
Время сбрасывает со своих счетов еще одну костяшку. Эта костяшка — изумительная жизнь авантюристки баронессы Глинской фон-Штарк, самой обаятельной женщины большого света всего последнего столетия.
5. Приказ исполнен
А утром в штабе Таро получил три телеграммы, и в каждой из них стояло:
«Приказ исполнен!».
По два слова в каждой — резких и неумолимых. Телеграммы были: из Никольска, из Спасска, из Хабаровска. Приморье снова находилось в руках японцев.
Глава 9-ая
РАЗГРОМ
1. К Хабаровску
Матовый абажур смягчает свет электрической лампочки. Краски стушеваны, и подземелье под старой голубятней становится похожим на будуар.
Клодель сидит у стола, а Петр — на кожаном диване в позе римского патриция.
— Слушай, Петр! я…
Клодель смолкает, внимательно рассматривая карту.
— Слушаю, но ничего не слышу.
— Не дури. Видишь — теперь три растерянные, несвязанные между собой армии: Авдеева — под Никольском, Снегуровского — в районе Имано-Спасском и Балашова — под Хабаровском.
— Справедливо.
— Помолчи. Да. Растерянность полная. По-моему, это удобный случай. От Авдеева и Балашова проку мало, а вот с Снегуровским, полагаю, что-либо выйдет. Поезжай к нему и передай мое предложение. Постарайся уговорить. Вали.
— Когда?
— Сейчас.
— Ладно. Дай папиросу.
Через полчаса Петр на вокзале.
— Товарищ Перлин!
Бородатый Медведев учтиво показывает Перлину на стул.
Эсэр Медведев — председатель владивостокской земской управы и глава правительства.
— Товарищ Перлин! Вот вам пропуск и поручение правительства.
— Говорите.
— Вы должны объехать партизанские части, переговорить с начальниками районов и сообщить им, что мы еще существуем.
— Разумеется.
— Правительство надеется сговориться с японцами. Пусть начальники районов не портят нам дело сепаратными действиями.
— Понимаю… — А сам думает: «У меня в кармане точные директивы большевистского Ревкома». Здесь же он соблюдает «междупартийный этикет» розового соглашения.
— Лучше всего, если они останутся на местах, отойдя от полотна дороги, и будут ждать наших инструкций. Поезжайте.
Через полчаса на вокзале и Левка Перлин.
«Что за подозрительный тип? — думает Левка Перлин, наблюдая соседа по купе. — Молчит, изредка вопросы задает… все о партизанах… а сам не высказывается. Странно».
«Однако этот парень возбуждает подозрения, — думает Петр, поглядывая на соседа. — На вопросы о партизанах мнется и сам старается что-то выведать… Вид у него лощеный. Странно».
От станции Евгеньевка, последнего занятого японцами пункта, с которым имеется железнодорожное сообщение, нужно пробираться на лошадях.
До Хабаровска прорыв еще пока в руках партизанов.
На лошадях — от деревни до деревни. Все дальше и дальше.
И вот наконец — Свиягино.
Здесь штаб Снегуровского.
Рассчитавшись с подводчиком, Перлин идет в город. Не доходя до штаба, он сталкивается носом к носу с каким-то человеком, вышедшим из китайской лавчонки.
Левка моментально узнает спутника по купе. Тот — взаимно.
«Шпион, — мелькает в уме Левки. — Надо проследить».