Штаб-офицеров — 30.
Обер-офицеров — 65.
Фельдфебелей — 90.
Унтер-офицеров — 100.
Ефрейторов — 20.
Рядовых — 1.
Двинулись…
Идут.
Длинной лентой тянутся по льду от берега к берегу.
Ветер рвет. Бушует буран. Крутит, швыряет снежные хлопья…
Идут.
Полк за полком… Пехота… артиллерия…
А сзади на розвальнях — раненые, больные, тифозные штабелями навалены один на другого и веревками к саням прикручены (по дороге не растерялись бы).
На станции Байкал генерал Войцеховский пропускает части.
Но вот скачет конный от авангарда:
— Ваше превосходительство! Попадаются трещины… Артиллерия застряла…
— Досок! — приказ генерала.
Бегают, шныряют по станции, ломают заборы, тащат доски и плахи…
И — туда… на лед.
А там… наскоро… легкий настил, мостки… И через них — артиллерию, обозы…
И опять вперед… от трещины к трещине.
Идут.
4. В ту же яму
— О, не беспокойтесь, ваше превосходительство! — почтительно говорит эсаул фон-Фридрихс: — атаман Семенов отдал приказ на этот счет. Везде от Верхнеудинска заготовляются для вас квартиры и питательные пункты. Провизия и обмундирование уже отпущены. Из Читы к Верхнеудинску двинуты санитарные поезда.
— Хорошо.
Они сидят в квартире начальника станции Байкал и пьют чай.
— Хорошо, — повторяет генерал Войцеховский. — Армии необходим отдых. Армия измучена. Отдохнув и собравшись с силами, она может вновь начать борьбу, а сейчас…
— Да, да, ваше превосходительство… Я понимаю… Такой тяжелый поход. Вы все измучились. На вас лица нет… Не желаете ли коньячку? Это придаст вам сил… Превосходный коньяк.
— Давайте.
Слегка дрогнув, эсаул фон-Фридрихс суетливо отвинчивает крышку термоса. Оловянные глазки бегают торопливо из стороны в сторону…
— Пожалуйте, ваше превосходительство!
— Куда ж вы, целый стакан?
— Ничего, ничего, ваше превосходительство. Это полезно… Вот так. Превосходно. Ну-с… А теперь разрешите мне распрощаться с вами. Я поеду вперед. Все, что вы мне сообщили, я передам атаману Семенову. Надеюсь, мы еще увидимся с вами, ваше превосходительство?
— Разумеется.
— Я буду очень рад. До свидания.
— До свидания.
— Ну, живее! Погоняй.
— Ну, соколики!
Ямщик-солдат бьет кнутом по тройке.
Кони дергают. Быстро несется кошева.
Но вот впереди опять полк… Опять стороной объезжать надо.
— Эх, дьявол!
Эсаул фон-Фридрихс ругается и с тревогой оглядывается назад.
Страшно эсаулу. Он знает, что там, сзади, где мелькают огоньки «Байкала»… там… в квартире начальника станции… бьется на полу в судорогах тело генерала Войцеховского… Предсмертный хрип рвется из горла… На губах пена. Хорошим коньяком угостил генерала эсаул фон-Фридрихс. Знает: если откроют… будет погоня… Поймают…
— Ну, живее! — торопит он ямщика.
И летят вперед… Эх, кабы не войска, что лентой тянутся, давно бы уже угнали вперед.
Но вот впереди… влево… поворот на оснеженном льду виден.
— Куда это?
— Должно, на монастырь, ваше высокоблагородие.
— Сворачивай!
— Дорога-то незнакома…
— Сворачивай!
Свернули.
— Погоняй!.. Живо!
И ударил кнут по лошадям. Взмыла тройка. Закинув голову, несется коренник, далеко выкидывая ноги. Бешеные скачут пристяжные… Бьют в кошевку из-под копыт снежные комья.
Опять поднялся буран… Еще сильнее, чем днем…
Рвет и кроет воздух жуткой мутью…
Вихрем несется тройка. Скрипят полозья.
Но не покидает страх эсаула. Часто оглядывается он назад.
— Погоняй!
А впереди… трещиной… от бури, от мороза ли… раскрыл Байкал ледяные губы.
— Погоняй!
— Но, окаянные!
И вдруг… впереди… близко чернеет…
— Тпрррууу!.. тппрррууу!.. Стой!
Поздно. На всем скаку ухнула тройка. Страшный крик прорезал воздух и оборвался вдруг. Чмокнула холодная свинцовая вода и всосала добычу в ледяное жерло.
Эсаул фон-Фридрихс отправился на свидание к генералу Войцеховскому.
5. Пробка
а) …забивается…
— Ну, дальше… Хрр тьфу!
— Вот!
Таро протягивает телеграмму.
— В чем дело?
— Мацудайра доносит, что каппелевцы подчинились атаману Семенову. Отношения между семеновским и каппелевским командованием хотя и натянутые, но внешнее единство существует.
— Так.
— В Благовещенске образовано революционное правительство: во главе Ветлугин, войсками командует Салов, вождь амурских партизан.
— Ну?
— Иркутский Ревком и Благовещенское правительство стремятся соединиться друг с другом. Для этого им необходимо взять Читу. Готовится наступление со стороны Иркутска.
— Гм.
О-Ой думает.
— Таро!
— Я.
— Соединения сейчас допустить нельзя.
— Слушаюсь!
— Дальний Восток нужно пока-что закупорить, дабы сюда не проникли советские войска.
— Понимаю.
— Пусть Чита служит пробкой. Задержи эвакуацию Забайкалья. Мацудайре приказ задержать Семенова и, если нужно, принять бой. Понял?
— Понял. Слушаюсь!
— Иди! Хрр тьфу!
б) сидит плотно.
Яркий свет. Звон посуды. Говор. Гром оркестра.
Ресторан «Палермо» полон.
Весь кутящий Харбин топит в вине шальные иены и доллары.
За одним из столиков сидят двое.
Один — приземистый плотный человек с хитрыми глазками. Это премьер правительства атамана Семенова — забайкальский казак Таскин.
Другой — жирный обрюзгший — редактор газеты «Свет» Гарри С. Р. (Сатовский-Ржевский).
Гарри загородился целой батареей разноцветных бутылок и старательно исполняет роль неприступной крепости.
Но Таскин — опытный стратег. Он ведет правильную осаду и выкатывает тяжелую артиллерию…
— Ну, хорошо… Вы получите 5000 единовременно и по 1000 субсидии ежемесячно.
— Мало.
— 10 и полторы.
— Мало.
— 15 и две.
— Мало.
— Сколько?
— 50 и 5.
— Что?
Таскин произносит нечто непечатное…
— Последнее слово: 20 единовременно и 2 ежемесячно… И больше ни копейки. Не хотите, — пойду в другую редакцию.
— Нет, нет!.. Зачем же?.. Я согласен.
Крепость сдалась.
А на завтра в газете «Свет» жирным шрифтом:
«Атаман Семенов — единственный преемник Колчака. У атамана армия сильная. Большевики для нее не страшны. При атамане организовалось правительство. Премьер — Таскин…»
И пошло… и пошло…
Сегодня:
«…Я знаю Таскина. Это — чудо административного таланта… Он…».
И т. д. и т. д.
Завтра:
«…Атаман Семенов — гений. Русский самородный гений. Спасение России в руках атамана Семенова…»
И т. д. и т. д.
«Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами бог».
6. «Царица»
Зимняя ночь трещит морозом над столицей Забайкалья.
По улицам шныряют патрули.
А в отдельном кабинете шантана наследник Колчака атаман Семенов празднует свое возвышение в сан правителя.
— А все-таки, — говорит барон Унгерн, — наше положение не особенно прочное… Уйдут японцы, и нам каюк. Как хочешь, атаман, а по-моему нужно войска оттягивать в Монголию к Урге и там строить базу.
— Ерррррунда, — рычит пьяным голосом Семенов: — ерррунда… Правда, Маша?
Рука атамана покоится на открытом, белом плече.
— Правда.
— То-то… Теперь мы с тобой еще чище прежнего заживем. Ты у меня верная.
— Да ты-то неверный.
Маша невольно вспоминает Глинскую.
Семенов понимает…
— Ну, ну… Кто старое помянет, тому глаз вон.