Я втихую покосилась не Гента — как отреагирует? Да никак. Свой лимит эмоций на сегодня он уже полностью исчерпал.
Принц же, как ни в чем не бывало, поинтересовался:
— Значит, чтобы стать настоящим солдатом, надо сделать ребенка?.. Обязательно законного? Бастарды не годятся? — И посмотрел на меня так… оценивающе.
Но долго не выдержал, засмеялся. Няв тоже хихикнул, даже гартонец улыбнулся. И пусть мне шутка не понравилась, на душе потеплело — кажется, это был первый шаг к перемирию.
Итак, страна не-людей… Место, где вся человеческая магия словно исчезает. Неудивительно, что пропала наша повозка — и она, и сбруя лошадей были увешаны заклинаниями — тепла, прохлады, послушания, отпугивания собак и прочими, часто используемыми в хозяйстве. Понятно и то, почему у Арголина не вышло поиздеваться над местным.
Местные! Так вот из-за чего они смотрели на нас, как на пришедших богов: с тревогой и любопытством. Кто ж из не-людей готов увидеть в своих землях человеческих путников? Причем не армию или хоть отряд — нет, четверых, один из которых еще ребенок, а вторая — девушка…
Значит, мы переместились прямиком в Пустошь — к границе, отделявшей ее от Странного Леса. Не знала, что она тоже светится, как клусская.
Повезло, ничего не скажешь! Если бы мы оказались чуть дальше к океану… Жители Пустоши не ограничились бы праздным любопытством. Поговаривают, их боятся даже не-люди. Ну, боятся — сильно сказано, скорее просто опасаются, из-за чего и установили кордон. Бабушка рассказывала, будто в Пустоши живут потерявшие душу, и в каждом, попавшем к ним, стараются ее отыскать.
А еще, если правы те учебники, по которым я изучала географию, в приграничных землях населения почти нет. Понять бы, хорошо это или плохо? Хорошо — есть шанс ни на кого не нарваться. Плохо — даже если идти по прямой, пешком далеко не затопаешь…
— Эх, принц, это судьба, — заявил Гент, и мы с братом превратились в слух.
Но пояснений не последовало.
Арголин как-то скукожился и принялся разгребать то немагическое барахло, которое лежало вперемешку — выпутывались мы из него как могли, не обращая внимания на сохранность вещей.
Няв бросил на меня быстрый взгляд и едва заметно кивнул в сторону гартонца. Я отрицательно покачала головой — не наш клиент. Вот принц — другое дело. Его можно расспросить, только бы отвлечь Гента… А как?
Я подошла к брату. Тихо предложила:
— Займешь его?..
Он неуверенно покоился на «объект».
— Может, ты?
Мой вздох был гораздо красноречивее слов. Почему-то так повелось, что для мужчин разных возрастов я была внучкой, дочкой, сестренкой, подругой, но никак не предметом отвлечения. Мне с радостью поведывали тайны (и не только свои), жаловались на судьбу и несправедливость мироустройства — те, кто хотел поплакаться. Гент к таковым не относился. А чем заинтересовать его помимо бесплатной исповеди, я не представляла. Известно ведь, с женщиной настоящий гартонец признает лишь одну «беседу»… Впрочем, они все воины и не способны оставаться равнодушными к оружию. К очень хорошему оружию!
— Вернешь! — приказала я, вкладывая Няву в пальцы рукоять гномьего кинжала — случайного подарка на день рождения.
Тот расцвел такой сверкающей улыбкой, что стало понятно — больше этой вещи мне не видать.
— С кого начнем? — кровожадно поинтересовался братец, перехватывая клинок поудобнее и делая несколько не очень умелых выпадов.
— С тебя… Не зарежься, — досадливо посоветовала я, уже мысленно попрощавшись с кинжалом и испытывая лишь легкое чувство сожаления.
Хотя, откровенно говоря, жалеть не о чем — с холодным оружием я умела обращаться примерно так же, как с волшебной палочкой. Подержать-помахать — пожалуйста, но толку от этого…
Няв схватил нож за кончик лезвия, размахнулся… Я вскрикнула, Гент едва успел отскочить в сторону. Кинжал тюкнулся рукояткой в какое-то дерево и упал на мягкую траву.
Гартонец вопросительно поднял бровь. Брат невозмутимо пояснил:
— Тренируюсь. Почему-то мне кажется, что защищать себя еще придется. Или ее, — кивнул в мою сторону.
Гент смерил меня взглядом, словно решая, покусится на такое какой-нибудь не-людь или нет, но (вероятно, вспомнив обычаи родины — семья превыше всего) ругаться не стал. Предложил:
— Давай, покажу, как это делается.
Ха, попробовал бы не показать! Няв лет с четырнадцати освоил убойную технику: «Заинтересуй старшего, чтобы он забыл, как ты целовался с его дочкой-сестрой-девушкой». И она срабатывала в восьми из десяти случаев. А для остальных двух были припасены варианты «Простите!», «Не заметил!», «Не знал!» и прочие.
Для учебы выбрали местечко поодаль, чтобы, не приведи боги, не зацепить Его драгоценное Высочество. Наследник империи уроком метания кинжалов в цель (в случае брата — по направлению к цели) не заинтересовался. Он продолжал раскладывать вещи на четыре купы: свои, мои, Гента — и остатки кареты, не несшие в себе следов магии.
Сумка Нява покоилась на дне реки.
Немного запоздало я осознала, что дорожные баулы почему-то вытряхнуты и принц перебирал не только то, что лежало в повозке, но и предметы, для его глаз не предназначенные. Впрочем, если он еще пару минут будет таращиться на мое нижнее белье, останется без глаз совсем — выкатятся. Еще одна странность — живя во дворце, удивляться подобным предметам? Довольно-таки скромным и без особых изысков — в дорогу брались, как-никак, и на задание. Да, Ваше Высочество, похоже, не все в твоей жизни понятно. Или у стареющего императора нет фавориток подходящего возраста?
Присев на корточки рядом с моментально зардевшимся Арголином и отобрав у него свои… э-э-э… вещи, я начала методично перебирать кучу, в которой виднелось наибольшее количество моей собственности. Принц не всегда смотрел, что куда кладет, зато мне представилась возможность увидеть, какие… хм!.. носят в Гартоне. Да, занятно. Указывать наследнику на ошибку я не стала — брату сгодятся, у него ж что было — то сплыло, причем в буквальном смысле. Или посмеемся потом, когда в руках Гента не будет холодного оружия.
Выбирая то, что могло пригодиться в пешем походе, я терпеливо прислушивалась к сопению рядом. Ну же, малыш, почему так долго? Можно было, конечно, начать разговор мне, но бабушка слишком часто повторяла: первый шаг клиент должен сделать сам, а потом уж бери его тепленьким, только сочувствия побольше в голосе и не забывай охать да ахать в нужных местах.
— Извини, — едва слышно буркнул Арголин.
Я внутренне возликовала. Все, парень, теперь тебе не отвертеться! Семейное ремесло я не посрамлю.
— Да ладно, смотри, мне не жалко, — «разрешила» с напускным равнодушием, подгребая свою кучу поближе — на всякий случай. — У вас во дворце, наверно, сплошные шелка да кружева, — мечтательно протянула, искоса посматривая в сторону Его Высочества.
Так, сейчас он либо начнет хвастаться, если есть чем, либо жаловаться, если все так, как я думаю…
— Откуда мне знать? — пришел черед принца «удивляться». — Я ж не фрейлина. И не горничная, да и на кухарку не похож, — чуть погодя добавил он.
Ага, понятно. Теперь бы не перестараться. Очень много сочувствия и ни капли жалости. Для подростка какое самое страшное зло на свете? Верно, родители, и чем больше любящие, тем страшнее. Кстати, если ты, парень, и к горничным-кухаркам искал подход, значит, предпочитаешь обращение без титулов. Или наоборот? Ладно, была не была!
— Но, Арголин, — так, в его взгляде ожидание и затаенная надежда, то есть риск оправдался, — ведь принц должен знать все, что происходит в столице, в том числе и веяния моды, — вроде не обиделся, или не сообразил, к чему я клонила. — Неужели отец никогда не объяснял тебе, как… как устроены дела во дворце?
Собеседник сразу же уставился в землю. Я попыталась исправить ситуацию. Боги, не умею я разговаривать о таких материях с подростками!
— Хотя что он понимает в современном мире! — Эта мысль была одобрена горячим кивком. — Родителям всегда кажется, будто дети еще маленькие. — Похоже, я попала в больную точку. — Представляешь, Навагрему папа недавно подарил деревянного единорога! Брат тогда с ним месяц не разговаривал, а отец до сих пор не понимает, почему.