Шарль вернулся позже с охапкой наколотых дров. Он сложил их на решетке, затем с разрешения молодых людей подсел на лавочку и не без удовольствия опрокинул стаканчик красного вина.
– Куда подевался старик, который привез нас сюда? – спросила Анна немного погодя. Ей не давал покоя этот вопрос.
– Харон? Он отправился дальше в путь, но будьте уверены, сегодня ночью, а может, завтра, он обязательно вернется, привезя с собой несчастных, которые решатся сесть в его проклятую телегу, – проговорил старик, вытирая усы. – Харон обречен колесить по дорогам, и только здесь он может спуститься на землю, почувствовать под ногами почву, пропустить кружку эля и вдоволь поесть. Что касается его телеги, то она не простая. Каждый, кто сел в нее, не сможет ее покинуть до тех пор, пока она не остановится во дворе трактира. Так здесь оказались почти все, кого вы можете видеть, и здесь мы все делаемся другими с приходом вечерних сумерек. Вы тоже изменитесь, если задержитесь достаточно долго в «Желтом Фонаре».
Алекс слушал старика внимательно, обводя взглядом зал трактира и останавливаясь на лицах его посетителей.
В углу сидел крепкий мужчина с густой рыжей бородой и волосами, заплетенными в толстые косы. Шарль сказал, что он викинг и, наверное, дольше всех являлся гостем Анатаса. Бывало, чтобы размять кости, он ввязывался в драку и всегда выходил из нее победителем. Однако, как и бедный Уильям Сутрей, он проиграл всего однажды в поединке с беловолосым юношей, опиравшимся на трость.
За соседним столом справа от йомсвикинга сидела уже не молодая женщина с изуродованным шрамами лицом, в белом чепце и ветхой шали поверх поизносившегося шерстяного платья. Серые глаза неотрывно следили за вязальными спицами в руках. Некогда она считалась первой красавицей на всю округу, и сейчас, с приходом ночи, она снова ею становилась.
Компания молодых людей, которая сидела у самой стены, распивая крепкий эль, как-то решила проникнуть в трактир через окно второго этажа. Они не знали, что, попав сюда, они никогда не смогут выйти. Ночью они превращались в гнусных задиристых карликов, которые сыпали сальными шутками да проклятиями.
– Здесь каждый преображается, – продолжал Шарль свой рассказ. – И чем дольше вы здесь находитесь, тем больше вы меняетесь. Становитесь теми, кем являетесь в глубине своей души.
– А кем становитесь вы с заходом солнца? – спросила Анна исключительно из любопытства.
– О! Неожиданный вопрос, сударыня. Никто прежде меня об этом не спрашивал, – проговорил старик. – Мне было пятнадцать, и прибыл я сюда, как вы уже знаете, с графом Сутрейем. Мы уже виделись с вами прошлым вечером, я – тот самый мальчишка, которого Харон отправил по воду, чтобы напоить его тощую клячу.
Алекс призадумался; он уже решил для себя, что должен поговорить с Анатасом еще раз, он должен найти лазейку, чтобы покинуть проклятый трактир и всех его чудаковатых обитателей. Их жизни, как и их судьбы, его не беспокоили, ему нужно спасти лишь одну. Он поднял глаза и встретился взглядом с большими зелеными глазами своей супруги. Она уже знала, чувствовала, что задумал Алекс, и была готова ровно на то же самое ради него.
– А скажи мне, Шарль, – начал Алекс, подлив в стакан старика еще вина. – Анатас, он какой?
– В каком смысле, сударь?
– Он азартен, любит заключать пари?.. Или, быть может, все дело во власти?.. Как думаешь, он самолюбив?
– Боюсь, вы ошибаетесь, как ошибались все те, кто думал, что способен разгадать загадку Себа Анатаса, – старик осушил стакан, сложил покрытые глубокими морщинами руки на столешнице. – Мне думается, что наш господин устал от всего на свете, ведь то, что для каждого из нас ново, чему мы еще способны удивляться, он видел уже тысячи и тысячи раз. Я не знаю, сколько ему лет на самом деле, но мне порой кажется, что живет он на нашей грешной земле с самого ее сотворения.
Это Алекс и боялся услышать от старика. Учась в Дарфальце, он долгое время просиживал в библиотеках. Его влекли не древние силы, сейчас называемые магией, но существа, сами являвшиеся этой магией, и выходило так, что Себ Анатас был одним из них, из существ, стоящих на самом верху мироздания – вершителей судеб.
За беседой со стариком время пролетело незаметно. Со сгущавшимися вечерними сумерками под крышей, над самым крыльцом, зажегся желтый фонарь, который можно было увидеть за несколько миль, если верить словам Шарля. Вместе с сумерками в трактире стали появляться посетители, или, вернее сказать, его пленники. Многие из них не выносили дневного света, и им приходилось коротать время в погребах да колодцах, прячась от солнечных лучей. Другие поутру обращались в диких животных, убегали в лес, влекомые хищническими инстинктами. Но с наступлением ночи они все возвращались сюда, в трактир с медной вывеской.